верстая сказку вокруг себя
Всемпоэзии.Адвент
Дорогие поэты и влюбленные в поэзию! Поздравляем вас с наступлением зимы. Перед вами первый поэтический адвент-календарь - каждый день можно открывать для себя окошко в новый мир. Вас ждут китайские фонарики, белоснежные коты, пряные травы, хогвартсовское волшебство, белые-белые стихи, медведьмы, волчародеи, заметенные купола, фарфоровые елочные игрушки и герои любимых советских фильмов. Желаем вам счастливого путешествия по авторским мирам и по нашему сайту - за 13 лет было создано немало проектов и издано книг. В этом году открыт и литературный журнал "Всемпоэзии", чей нулевой номер уже на сайте, с тематикой Самайна, а первый номер будет ровно в 00:00 1 января 2025 года.
P. S. 2 декабря в 18.30 буду рада видеть вас в "Библиоглобусе".
По кодовому слову "Адвент" вы получите от меня небольшой волшебный подарок.
С любовью, Стефания Данилова-Конькова
К адвенту
Дарья Лебедева. Начало долгого пути
во сколько ни проснись – всегда темно
ни смысла, ни желанья просыпаться
но тянешь чай и пялишься в окно
и до тепла пытаешься добраться
звонишь друзьям – по-своему чудят
веревочкой над чашкой чая вьется
клубничный осторожный аромат
и ищешь лето в нем, и ищешь солнце
ночь от утра почти не отличить
еще сто двадцать дней – и мы у цели
и до тепла пытаешься дожить
так, чтоб хоть стенки нервов уцелели
всё слишком медленно и как-то зря
всё греешь руки над клубничным чаем
а за окном начало декабря
начало долгого пути
начало
ни смысла, ни желанья просыпаться
но тянешь чай и пялишься в окно
и до тепла пытаешься добраться
звонишь друзьям – по-своему чудят
веревочкой над чашкой чая вьется
клубничный осторожный аромат
и ищешь лето в нем, и ищешь солнце
ночь от утра почти не отличить
еще сто двадцать дней – и мы у цели
и до тепла пытаешься дожить
так, чтоб хоть стенки нервов уцелели
всё слишком медленно и как-то зря
всё греешь руки над клубничным чаем
а за окном начало декабря
начало долгого пути
начало
Ника Батхен. Снег приближается
Снег приближается к Москве. Обходит Люберцы, Мытищи.
Все будет тише, проще, чище – вокзалы, улицы, жилища,
Предновогодний марафет украсит праздные витрины,
Старинной вязи канитель… Метель трясет впотьмах перины,
Прогноз неважный, день недлинный.
Нет ни кареты на Неглинной, ни постового подшофе.
Под перепевы Хелависы и сказки белого бычка
Спешат студентки и актрисы, скользя на тонких каблучках -
Гертруды, Герды и Алисы. Их разрумяненные лица
Так нежно смотрятся в очках.
Мигают окна – сад, работа, младенцы, жены и пажи,
Почти хорошая погода, вороны с веток смотрят гордо.
Дыши, мой ветреный, дыши!
Да будет снег с тобой мятежен, покой – для коек и палат.
Вертеп иной – волхвы все те же. Зима заманит и утешит
Предощущением тепла.
Плати за все, катайся с горок, готовь подарки и коньки.
Ночь закрывает звездный полог, день бесконечен, век недолог,
Кому-то ты сегодня дорог.
Накинь пальто, лети, беги!
И снег борзой помчится следом, в трамвайный гул, в кромешный чад,
В мороз… А лето будет летом –
Лечить.
Разлучить.
Различать.
Все будет тише, проще, чище – вокзалы, улицы, жилища,
Предновогодний марафет украсит праздные витрины,
Старинной вязи канитель… Метель трясет впотьмах перины,
Прогноз неважный, день недлинный.
Нет ни кареты на Неглинной, ни постового подшофе.
Под перепевы Хелависы и сказки белого бычка
Спешат студентки и актрисы, скользя на тонких каблучках -
Гертруды, Герды и Алисы. Их разрумяненные лица
Так нежно смотрятся в очках.
Мигают окна – сад, работа, младенцы, жены и пажи,
Почти хорошая погода, вороны с веток смотрят гордо.
Дыши, мой ветреный, дыши!
Да будет снег с тобой мятежен, покой – для коек и палат.
Вертеп иной – волхвы все те же. Зима заманит и утешит
Предощущением тепла.
Плати за все, катайся с горок, готовь подарки и коньки.
Ночь закрывает звездный полог, день бесконечен, век недолог,
Кому-то ты сегодня дорог.
Накинь пальто, лети, беги!
И снег борзой помчится следом, в трамвайный гул, в кромешный чад,
В мороз… А лето будет летом –
Лечить.
Разлучить.
Различать.
Павел Блюме. Китайские фонарики
Китайские фонарики летят под облака,
как тёмен, как загадочен сегодня звёздный свод,
драконом севера холодная река
застыла в декабре и больше не течёт.
Китайские фонарики - рождается строка,
что мысли о тебе, как много лет вперёд,
есть на земле любовь, есть на земле тоска,
когда я без тебя встречаю Новый год!
Китайские фонарики летят, но отчего
на левом берегу не явственны они?
И сердце лишь желает сегодня одного:
скорей бы пережить все праздничные дни!
Китайские фонарики, что смена двух эпох,
другие я и ты, другие Тан и Цинь.
Когда есть на земле бессмертная любовь,
и звёздный небосвод, и пламенная синь.
как тёмен, как загадочен сегодня звёздный свод,
драконом севера холодная река
застыла в декабре и больше не течёт.
Китайские фонарики - рождается строка,
что мысли о тебе, как много лет вперёд,
есть на земле любовь, есть на земле тоска,
когда я без тебя встречаю Новый год!
Китайские фонарики летят, но отчего
на левом берегу не явственны они?
И сердце лишь желает сегодня одного:
скорей бы пережить все праздничные дни!
Китайские фонарики, что смена двух эпох,
другие я и ты, другие Тан и Цинь.
Когда есть на земле бессмертная любовь,
и звёздный небосвод, и пламенная синь.
Николай Калиниченко. В кости пробираются холода
В кости пробираются холода,
За стеною пьют и гуляют тролли,
К непослушным взрослым не ходит Оле.
В кости пробираются холода.
Искупалась в инее борода,
И в шкатулке цвета сердечной боли
Белый палец, а может и белый кролик,
За которым в Нарнию навсегда.
Вот стемнело, скоро взойдет звезда,
До звезды, конечно, нельзя, а после...
Дед Мороз с Просперо играют в кости.
В кости пробираются холода.
У русалки хвост и во рту вода,
У русалки косы и лента в лайках.
Блог ей в помощь, смайлики ей на майку.
И учёный кот, и на нём голда.
Полифем с Айфоном пасут стада,
Дядя Юлиус челюсть кладёт на полку,
Обними покрепче меня, поскольку
В кости пробираются холода.
За стеною пьют и гуляют тролли,
К непослушным взрослым не ходит Оле.
В кости пробираются холода.
Искупалась в инее борода,
И в шкатулке цвета сердечной боли
Белый палец, а может и белый кролик,
За которым в Нарнию навсегда.
Вот стемнело, скоро взойдет звезда,
До звезды, конечно, нельзя, а после...
Дед Мороз с Просперо играют в кости.
В кости пробираются холода.
У русалки хвост и во рту вода,
У русалки косы и лента в лайках.
Блог ей в помощь, смайлики ей на майку.
И учёный кот, и на нём голда.
Полифем с Айфоном пасут стада,
Дядя Юлиус челюсть кладёт на полку,
Обними покрепче меня, поскольку
В кости пробираются холода.
В снежный декабрь
Мария Леонтьева. Город-шар
Снег падает – становится теплей,
Снаружи – нет, а на душе так, словно
Идём по воздуху и говорю тебе
Единственное созданное слово
Про мир и миф, и город-шар, а в нём
Летят снежинки, в площадь упираясь
Хрустальными носами, и огнём
Горит зима, никак не прекращаясь.
За крайним домом ничего, зато
Всё – пух небесный и весёлый морок.
Попавшие под временной каток
Не очищают с мандаринов корок.
Иди по воздуху, пока прозрачен он,
Не омрачён случайными смертями
В конце строки, где смысл заключён
В остывший снег, чтоб собирать горстями.
Ульяна Опалева. Давай прочтем главу Матфея
Ходить по краю зимней стужи
привычно северному дню,
давай подвинемся, мой друже,
к огню.
Давай прочтём главу Матфея,
в звенящей светлой тишине,
тебе звучат из Галилеи
и мне
слова о том, что мир великий
родился в маленьком хлеву.
Века в пространстве луноликом
плывут.
Нам этот мир сегодня нужен,
земля тоскует по нему,
сжимает страх верней и туже
сквозь тьму.
Но тьма теряется при свете,
уходит в дальние углы.
Поля в снегу, как ты заметил,
белы.
Пусть за окошком индевело
сквозь ветви прячутся следы,
луч нестерпимо белый-белый
звезды.
Мария Асадуллина. Зима, зима, я дома
Зима, зима, я дома, выходи,
а что в груди? Не навреди; гляди –
на вдохе свет, на выдохе вода,
дай льда в пробоину и в бой его туда.
Зима, зима, я первый, я второй
герой с дырой для музыки сырой
земли в снегу, земли в огне, земли,
где схоронили бы, да не нашли.
Зима, зима, беру тебя как есть,
по чести честь, честнейшей из невест,
а что пришёл не весь, отмерь и взвесь
и досыпай землёй, чего не здесь,
и доливай водой, чего не здесь,
огнём, и льдом, и светом, здесь и здесь.
Стефания Данилова. Приходи к нам на мягких лапах
Приходи к нам на мягких лапах, полуслабо и полуслепо.
Мы и мама тебе, и папа. Мы просили тебя у неба.
Не дошедшее до ковчега синеглазое чудо света.
Мы просили тебя у снега, заметающего планету.
Пусть малюсенького котёнка в тёплый дом приведёт дорога.
Не задумывайся о том, как мы просили тебя у Бога.
Для кошечки Кёсем, взятой в этот день год назад
Мы и мама тебе, и папа. Мы просили тебя у неба.
Не дошедшее до ковчега синеглазое чудо света.
Мы просили тебя у снега, заметающего планету.
Пусть малюсенького котёнка в тёплый дом приведёт дорога.
Не задумывайся о том, как мы просили тебя у Бога.
Для кошечки Кёсем, взятой в этот день год назад
К другим стихам
Анна Зорина. Стеклянное чудо
Заносили с балкона запах праздника и сосны,
Колко-инистый холод с расправляющихся ветвей,
Новогодние чудеса, леденцово-цветные сны,
А с экрана о пташке пел чешской Золушке Соловей.
Из-под самого потолка, с антресолей стирая пыль,
Доставали коробки тайн, в упаковках искристый дождь.
И, в предчувствии торжества, хвойный запах по дому плыл,
А на полках сиял хрусталь, в тонких ножках скрывая дрожь.
Робко пряталось меж ветвей чуть звенящее волшебство:
Там печальной принцессе принц еле слышно шептал:"Прости".
Хорохорился ватный снег, прикрывая смолистый ствол,
Кот в сафьяновых сапогах сыпал с мельницы конфетти.
Любопытство сменяло страх раздавить скорлупу стекла,
Я игрушки из мягких гнезд доставала едва дыша,
По экрану кружил балет – мама очень его ждала,
А Щелкунчик, – каков храбрец! – дал суровый отпор мышам.
Сколько зим разлетелось в пыль, будто ёлочные шары?
В оболочках из детских снов сколько память хранит тепла?
Стала вера в волшебный мир элементом чужой игры.
Заволакивает метель серебром своего крыла.
Мама пела о том, как снег осыпался на дом пыльцой,
Мандариновой кожурой тихий вечер насквозь пропах,
И сиянье гирлянды освещало ее лицо,
И стеклянное чудо оживало в ее руках.
Колко-инистый холод с расправляющихся ветвей,
Новогодние чудеса, леденцово-цветные сны,
А с экрана о пташке пел чешской Золушке Соловей.
Из-под самого потолка, с антресолей стирая пыль,
Доставали коробки тайн, в упаковках искристый дождь.
И, в предчувствии торжества, хвойный запах по дому плыл,
А на полках сиял хрусталь, в тонких ножках скрывая дрожь.
Робко пряталось меж ветвей чуть звенящее волшебство:
Там печальной принцессе принц еле слышно шептал:"Прости".
Хорохорился ватный снег, прикрывая смолистый ствол,
Кот в сафьяновых сапогах сыпал с мельницы конфетти.
Любопытство сменяло страх раздавить скорлупу стекла,
Я игрушки из мягких гнезд доставала едва дыша,
По экрану кружил балет – мама очень его ждала,
А Щелкунчик, – каков храбрец! – дал суровый отпор мышам.
Сколько зим разлетелось в пыль, будто ёлочные шары?
В оболочках из детских снов сколько память хранит тепла?
Стала вера в волшебный мир элементом чужой игры.
Заволакивает метель серебром своего крыла.
Мама пела о том, как снег осыпался на дом пыльцой,
Мандариновой кожурой тихий вечер насквозь пропах,
И сиянье гирлянды освещало ее лицо,
И стеклянное чудо оживало в ее руках.
Юлия Баганец. Бробдингнежские одуванчики
Ладно, пойдём - по колено в снегу искрящемся.
Вроде не дети, а тоже - катки, снежки,
Снеговики...
И нездешний такой, струящийся
Свет фонарей, растянувшихся вдоль реки,
Словно бы бробдингнежские* одуванчики:
Кто-то подует - и в небо взлетят огни.
Сердце дурача, танцуют в глазах иванчики,
Снится такое волшебное, что - ни-ни! -
Не выдавай, улыбаясь тому, чем бредится.
Скоро, печальные мысли гоня долой,
Явится праздник, поселит в домах по деревцу,
Нос и ладони испачкав густой смолой.
Прячется детство весёлым стеклянным шариком
В старой коробке на ватном широком дне -
Здравствуй! А я соскучилась.
В пёстрой шалейке,
В белых носочках сказка идёт ко мне.
Бог с ним, что взрослая... Что-то под нос мурлыкая,
Стул подставляю, ветвям раздаю зверят,
И невзначай растворяется всё, что тикает,
В счастье таком, о котором не говорят,
А от всего, что, мечты не считая прибылью,
Пальцем грозит - ай-яй-яй! - на своей груди
Спрячет сосна нас ветвями, как будто крыльями.
Ты ведь придёшь наряжать её?
Приходи!
____
*Бробдингнег - страна великанов в романе Дж. Свифта "Путешествия Гулливера"
Вроде не дети, а тоже - катки, снежки,
Снеговики...
И нездешний такой, струящийся
Свет фонарей, растянувшихся вдоль реки,
Словно бы бробдингнежские* одуванчики:
Кто-то подует - и в небо взлетят огни.
Сердце дурача, танцуют в глазах иванчики,
Снится такое волшебное, что - ни-ни! -
Не выдавай, улыбаясь тому, чем бредится.
Скоро, печальные мысли гоня долой,
Явится праздник, поселит в домах по деревцу,
Нос и ладони испачкав густой смолой.
Прячется детство весёлым стеклянным шариком
В старой коробке на ватном широком дне -
Здравствуй! А я соскучилась.
В пёстрой шалейке,
В белых носочках сказка идёт ко мне.
Бог с ним, что взрослая... Что-то под нос мурлыкая,
Стул подставляю, ветвям раздаю зверят,
И невзначай растворяется всё, что тикает,
В счастье таком, о котором не говорят,
А от всего, что, мечты не считая прибылью,
Пальцем грозит - ай-яй-яй! - на своей груди
Спрячет сосна нас ветвями, как будто крыльями.
Ты ведь придёшь наряжать её?
Приходи!
____
*Бробдингнег - страна великанов в романе Дж. Свифта "Путешествия Гулливера"
Ольга Белых. Белый-белый стих
Замело мою сторонку, замело.
Белый день стоит — кругом белым бело:
Белоствольные берёзы, белый снег,
Облаков молочно-белых лёгкий бег.
Нарядились, как невесты, в кружева
Вдоль реки деревья — белая листва,
Лепестки-снежинки, яблоневый цвет.
Ничего белей картины этой нет.
Словно ангелы слетелись с разных мест —
От их крыльев всё белым бело окрест.
Лебединым пухом устланы поля —
Ослепительно бела моя земля!
Но иные
Снятся ночью мне миры:
Там цветущих маков
Красные
Ковры.
Белый день стоит — кругом белым бело:
Белоствольные берёзы, белый снег,
Облаков молочно-белых лёгкий бег.
Нарядились, как невесты, в кружева
Вдоль реки деревья — белая листва,
Лепестки-снежинки, яблоневый цвет.
Ничего белей картины этой нет.
Словно ангелы слетелись с разных мест —
От их крыльев всё белым бело окрест.
Лебединым пухом устланы поля —
Ослепительно бела моя земля!
Но иные
Снятся ночью мне миры:
Там цветущих маков
Красные
Ковры.
Алла Поспелова и Арсений Ли, изд-во "СТиХИ"
Алла Поспелова
Год не был страшным,
не был и пустым,
и дым Отечества,
похожего на дым,
стелился по-над замершей землёй —
Свердловском, Ленинградом и Москвой
(две трети их давно зовут не так) …
Никто не видел, как дрожала на весах,
на равноплечных чашечных весах,
стрела кинжальная и как качнулась вбок;
и мир замолк, предчувствуя хлопок.
Арсений Ли
И морось, и запах влаги, и мыльный дым,
стелящийся над заливом пепельно-голубым…
Отечество дымкой подёрнуто и уплывает вдаль.
Жаль отечества, осени жалко, себя не жаль.
Что же залив? – навсегда останется голубым.
Дым рассеется и превратится в дым
памяти. Чайка закладывает дугу.
Мы затеряемся на берегу.
Год не был страшным,
не был и пустым,
и дым Отечества,
похожего на дым,
стелился по-над замершей землёй —
Свердловском, Ленинградом и Москвой
(две трети их давно зовут не так) …
Никто не видел, как дрожала на весах,
на равноплечных чашечных весах,
стрела кинжальная и как качнулась вбок;
и мир замолк, предчувствуя хлопок.
Арсений Ли
И морось, и запах влаги, и мыльный дым,
стелящийся над заливом пепельно-голубым…
Отечество дымкой подёрнуто и уплывает вдаль.
Жаль отечества, осени жалко, себя не жаль.
Что же залив? – навсегда останется голубым.
Дым рассеется и превратится в дым
памяти. Чайка закладывает дугу.
Мы затеряемся на берегу.
Еще чуть-чуть побыть в 2024
Вера Калмыкова. Отче Николае
Отче Николае, святый,
в красном кафтане
с мешком за плечом,
снятый
случайным фотографом
в ракурсе странном —
тебе нипочём.
Ты улыбаешься
мягко, лукаво и так озорно.
Ты уже знаешь, наверное,
что суждено?..
Мне ничего не известно пока.
Праздник приходит…
Праздник всё ближе…
Бусы стеклянные нижет
и кладёт на лапу еловую
с еле заметною дрожью рука…
Вымолить бы послабленье
у Нового года в ногах.
Чтобы полегче… чтобы помягче…
Чтобы не так…
Передай, пожалуйста, просьбу:
помиловать нас
здесь и сейчас.
в красном кафтане
с мешком за плечом,
снятый
случайным фотографом
в ракурсе странном —
тебе нипочём.
Ты улыбаешься
мягко, лукаво и так озорно.
Ты уже знаешь, наверное,
что суждено?..
Мне ничего не известно пока.
Праздник приходит…
Праздник всё ближе…
Бусы стеклянные нижет
и кладёт на лапу еловую
с еле заметною дрожью рука…
Вымолить бы послабленье
у Нового года в ногах.
Чтобы полегче… чтобы помягче…
Чтобы не так…
Передай, пожалуйста, просьбу:
помиловать нас
здесь и сейчас.
Студенты РУДН "Основы писательского искусства"
Татьяна Диденко
На ногах то носки с оленями, то сверкающие коньки.
Хвоя, выпечка, доставайте чистовики.
Лего-дом, четыре времени года храня,
Ждёт волшебник фарфоровый, исполняя желания.
Let's go below zero and hide from the sun -
из наушников музыка гладит по волосам.
Кулон с секретным желанием на Новый год:
пусть будет счастливым,
пусть всё наконец пройдёт.
Кривова Алена
Ель, мандарины, хвоя, игристое.
Быстро горит свечка искристая,
Прямо как в детстве — мир.
Тает обещанный снег на ладошке,
Книжки-картонки,
мяуканье кошки.
Может быть, там,
где январь говорит “привет”,
Я, наконец, разгляжу в темноте
Мой
Потерявшийся
Свет.
Пронина Полина
В наступающий год ничего с собой не возьмём,
Лишь бы вместе мы снова, как когда-то в 2008,
Лишь бы старая добрая песня про январскую вьюгу жила,
как в рождественских фильмах из детского мира тепла.
Словно фигурка большеглазой птицы -
однажды найденный медальон.
Я ношу его не снимая, сложностям глядя в лица.
Он сияющ и раскалён.
Парфенова Анастасия
Помню стоящий на столе холодец с грустным оливье под слоем майонеза. А я в наушниках, убегая от разговоров родни, слушаю, что “вместо мата используй слово ёлки” и понимаю, что Новый год везде. Как горели глаза от вида гитары, что возвышалась надо мной в огнях гирлянды… и как неумело звенели струны. Одновременно оглядываюсь назад и смотрю вперед: я буду бороться за правду, и гитара станет моим оружием. А потом я вижу этот знак - оброненным кем-то медиатором на дороге. Мой знак, что быть всему.
Кашперова Майя
Горячий чай с лимоном,
Запахи, столпотворение, гомон.
Простоквашино в окне телевизора
Показывает: Мама! С лыжами!
Точь-в-точь как моя.
Энергичная, воинственная, трепетная,
В одной руке - оливье, в другой - перья,
Прячет под ёлку мечты.
Спустя годы, донеся их до вершин Дормитора,
Просмеется сердце безбрежное,
Эхом проложит страннику путь.
Лишь под ноги взглянуть -
Дорога добра.
Не сбивайся с нее.
Пора.
На ногах то носки с оленями, то сверкающие коньки.
Хвоя, выпечка, доставайте чистовики.
Лего-дом, четыре времени года храня,
Ждёт волшебник фарфоровый, исполняя желания.
Let's go below zero and hide from the sun -
из наушников музыка гладит по волосам.
Кулон с секретным желанием на Новый год:
пусть будет счастливым,
пусть всё наконец пройдёт.
Кривова Алена
Ель, мандарины, хвоя, игристое.
Быстро горит свечка искристая,
Прямо как в детстве — мир.
Тает обещанный снег на ладошке,
Книжки-картонки,
мяуканье кошки.
Может быть, там,
где январь говорит “привет”,
Я, наконец, разгляжу в темноте
Мой
Потерявшийся
Свет.
Пронина Полина
В наступающий год ничего с собой не возьмём,
Лишь бы вместе мы снова, как когда-то в 2008,
Лишь бы старая добрая песня про январскую вьюгу жила,
как в рождественских фильмах из детского мира тепла.
Словно фигурка большеглазой птицы -
однажды найденный медальон.
Я ношу его не снимая, сложностям глядя в лица.
Он сияющ и раскалён.
Парфенова Анастасия
Помню стоящий на столе холодец с грустным оливье под слоем майонеза. А я в наушниках, убегая от разговоров родни, слушаю, что “вместо мата используй слово ёлки” и понимаю, что Новый год везде. Как горели глаза от вида гитары, что возвышалась надо мной в огнях гирлянды… и как неумело звенели струны. Одновременно оглядываюсь назад и смотрю вперед: я буду бороться за правду, и гитара станет моим оружием. А потом я вижу этот знак - оброненным кем-то медиатором на дороге. Мой знак, что быть всему.
Кашперова Майя
Горячий чай с лимоном,
Запахи, столпотворение, гомон.
Простоквашино в окне телевизора
Показывает: Мама! С лыжами!
Точь-в-точь как моя.
Энергичная, воинственная, трепетная,
В одной руке - оливье, в другой - перья,
Прячет под ёлку мечты.
Спустя годы, донеся их до вершин Дормитора,
Просмеется сердце безбрежное,
Эхом проложит страннику путь.
Лишь под ноги взглянуть -
Дорога добра.
Не сбивайся с нее.
Пора.
Мария Бишокова. И снова ёлка
И снова ёлка! Это чувство детское,
коробка та, которой нет бездонней:
изящные фонарики немецкие,
почти неощутимые в ладони.
Дюймовочки, глядящие застенчиво,
в мундиры облачённые солдаты,
наивные, смешные человечки,
уютною окутанные ватой.
Как год назад, распеленать из облака,
взять на руки, потрогать, оживить
и гусляра, и маленького слоника,
всех-всех гостей декабрьских своих.
Вот поросёнок Фунтик, нежно-розовый,
вот украшенье в форме стрекозы.
Ну да, игрушки. Ничего серьёзного.
Всего лишь мир, уменьшенный в разы.
Приглядываюсь к ним ещё старательней.
Приёмы реставрации просты –
как ловко зарисованы царапины
и бережно приклеены банты.
И дважды перекрашенного клоуна
я вешаю на веточку за нить.
И почему-то мне не нужно нового.
Как будто бы его не заменить.
коробка та, которой нет бездонней:
изящные фонарики немецкие,
почти неощутимые в ладони.
Дюймовочки, глядящие застенчиво,
в мундиры облачённые солдаты,
наивные, смешные человечки,
уютною окутанные ватой.
Как год назад, распеленать из облака,
взять на руки, потрогать, оживить
и гусляра, и маленького слоника,
всех-всех гостей декабрьских своих.
Вот поросёнок Фунтик, нежно-розовый,
вот украшенье в форме стрекозы.
Ну да, игрушки. Ничего серьёзного.
Всего лишь мир, уменьшенный в разы.
Приглядываюсь к ним ещё старательней.
Приёмы реставрации просты –
как ловко зарисованы царапины
и бережно приклеены банты.
И дважды перекрашенного клоуна
я вешаю на веточку за нить.
И почему-то мне не нужно нового.
Как будто бы его не заменить.
Ксения Коскина. Медведьма и волчародей
Безлунной новогодней ночью,
Когда год выдался не очень,
тропой уходят в мир людей
медведьма и волчародей.
Дают на отсеченье лапы,
попутно примеряя латы,
и тех, кто чахнет без чудес,
ведут с собой в волхвойный лес.
Там вековые ели-пили-
гримасы корчат в звуках пил, и
несносная сосна-сестра
дрожит в абьюзе топора.
Но только отзвучат куранты,
покроются коростой раны.
Под сенью крепнущих ветвей
судьбу предскажет ворожбей.
Волхвойная живая влага —
в ней прячет маг своё имаго —
сокрыта в крепости ствола,
она тебя сюда звала.
С ней сможет вылечить патриций,
панкреатит и панариций.
Глотнёт — изменится в лице,
чья панацея самоцель.
Рассвет рассеивает чары.
Покоя нет в ногах. Волчаро-
деяния как ночь скупы.
Мелькнёт хвостом клубок тропы.
В ладони сжатый клык медведьмы
на солнце отливает медью.
Ресурс наполнен до краёв —
вперёд, в январское новьё!
Когда год выдался не очень,
тропой уходят в мир людей
медведьма и волчародей.
Дают на отсеченье лапы,
попутно примеряя латы,
и тех, кто чахнет без чудес,
ведут с собой в волхвойный лес.
Там вековые ели-пили-
гримасы корчат в звуках пил, и
несносная сосна-сестра
дрожит в абьюзе топора.
Но только отзвучат куранты,
покроются коростой раны.
Под сенью крепнущих ветвей
судьбу предскажет ворожбей.
Волхвойная живая влага —
в ней прячет маг своё имаго —
сокрыта в крепости ствола,
она тебя сюда звала.
С ней сможет вылечить патриций,
панкреатит и панариций.
Глотнёт — изменится в лице,
чья панацея самоцель.
Рассвет рассеивает чары.
Покоя нет в ногах. Волчаро-
деяния как ночь скупы.
Мелькнёт хвостом клубок тропы.
В ладони сжатый клык медведьмы
на солнце отливает медью.
Ресурс наполнен до краёв —
вперёд, в январское новьё!
Вернуться назад
Аврора Ливрова. Один день из жизни Деда Мороза
Пряжка в форме ёлочки на ремне,
шуба вновь постирана, отутюжена,
и мешок заветный всегда при мне.
А подарков в нём — миллионов дюжина,
все до одного по домам раздашь,
сколько из Лапландии их ни вывези.
День рабочий мой — главный праздник ваш.
Северный олень вечер ждёт на привязи…
Путь наш поверх белого полотна,
дела нет мне до изменений климата:
будет ночь по-зимнему холодна,
а земля искристостью снега вымыта.
Хочешь новогодних чудес? Изволь,
их припасено для любого города,
где, приняв для смелости алкоголь,
лжеколлеги ватные лепят бороды.
Дети чуют нынче, когда им врут,
в век акселерации рано развиты…
В том, от чьего взгляда мороз так крут,
в сердце усомниться посмеешь разве ты?
Фантазёр ты или, наоборот,
образец того, как застрять в занудстве, я
существую, знай. Независимо от
твоей веры в меня и её отсутствия.
Светлана Борзова. Кот
Мёрзнешь? Кота заграбастав в охапку,
В норку из пледа заройся скорее.
Чувствуешь, мнёт тебя плюшевой лапкой?
Видимо, греет.
Вам не помог массажёр премиальный?
Просто кота положите на плечи.
Когти на шее? Да это нормально,
Видимо, лечит.
Полночь. Метель за окном хороводит.
Котик, обнимешь? Ты все-таки в шубе.
Он не доволен, но все же приходит.
Видимо, любит.
В норку из пледа заройся скорее.
Чувствуешь, мнёт тебя плюшевой лапкой?
Видимо, греет.
Вам не помог массажёр премиальный?
Просто кота положите на плечи.
Когти на шее? Да это нормально,
Видимо, лечит.
Полночь. Метель за окном хороводит.
Котик, обнимешь? Ты все-таки в шубе.
Он не доволен, но все же приходит.
Видимо, любит.
Мария Фроловская. Господин мой Йоль
Господин мой, Йоль, проходи, садись,
Я уже раздала долги:
Полюбила, сошлась, разругалась вдрызг,
Подмела, отдала другим.
Я уже убралась: не руби с плеча,
Пусть в дому холода и грязь,
Видишь снег - серебряная парча?
Это я его дождалась.
Эти ясные звёзды - мои огни,
Не гневись, не ругайся зря:
Я одна вечерами гляжу на них,
Потому лишь они горят.
Не кори за пустой новогодний стол,
За невымытых окон муть,
Это я тебя жду, господин мой, Йоль,
Я тебе открываю путь.
Здесь не знают ни праздников, ни молитв,
Но в глубокий и страшный час
Новорожденный год - золотую нить
Как в иглу, продевают в нас.
Я уже раздала долги:
Полюбила, сошлась, разругалась вдрызг,
Подмела, отдала другим.
Я уже убралась: не руби с плеча,
Пусть в дому холода и грязь,
Видишь снег - серебряная парча?
Это я его дождалась.
Эти ясные звёзды - мои огни,
Не гневись, не ругайся зря:
Я одна вечерами гляжу на них,
Потому лишь они горят.
Не кори за пустой новогодний стол,
За невымытых окон муть,
Это я тебя жду, господин мой, Йоль,
Я тебе открываю путь.
Здесь не знают ни праздников, ни молитв,
Но в глубокий и страшный час
Новорожденный год - золотую нить
Как в иглу, продевают в нас.
Екатерина Яшникова. Снежинки
Очевидно, зима нам даётся сложнее склонений.
То ли душно внутри, то ли слишком морозно снаружи.
Снег идёт и идёт, и весь мир перед ним безоружен.
И его по колени.
Я влюбляюсь на час в пассажиров холодных маршруток.
В запотевшие окна врезаются зимние слёзы.
Моё сердце с большой высоты ударяется оземь
И ему не до шуток.
И ему не до шуток, и мне не становится легче,
Если кто-то, пытаясь спасти, обнимает за плечи.
Затихает к обеду и ноет сильнее под вечер –
Даже время не лечит.
Остаётся зима как катализ любого разрыва,
Зашивать свитера и, сроднясь с белоснежной фрамугой,
Наблюдать, как в полете снежинки находят друг друга.
Так легко и красиво.
То ли душно внутри, то ли слишком морозно снаружи.
Снег идёт и идёт, и весь мир перед ним безоружен.
И его по колени.
Я влюбляюсь на час в пассажиров холодных маршруток.
В запотевшие окна врезаются зимние слёзы.
Моё сердце с большой высоты ударяется оземь
И ему не до шуток.
И ему не до шуток, и мне не становится легче,
Если кто-то, пытаясь спасти, обнимает за плечи.
Затихает к обеду и ноет сильнее под вечер –
Даже время не лечит.
Остаётся зима как катализ любого разрыва,
Зашивать свитера и, сроднясь с белоснежной фрамугой,
Наблюдать, как в полете снежинки находят друг друга.
Так легко и красиво.
Еще стихов?
Елена Наливаева. Форточки настежь
...Форточки настежь, слоном пылесос ревёт...
Шкаф, от ненужного хлама спасённый, дивно
Пуст. Прибираю квартиру под Новый год.
Мою цветы, растопырившие наивно
Листья... Пускай себе примут прохладный душ.
Чуть отряхнутся — тотчáс водружу на место.
Кружки беру, очищаю от чайных душ —
Быть им теперь белотелыми, как невесты.
Я раскрываю старинные дневники,
Письма читаю. Слова то теплы, то колки;
Мысли в тетрадках то тягостны, то легки. —
Прожито, прошлое. Прячу в настенной полке.
...Вот и проветрилось. В окнах светло, блестит...
Будто, заснеженный, мир от грехов отстиран.
Если мечтать — я хочу в новый год войти
Чистой и свежей, как прибранная квартира.
Шкаф, от ненужного хлама спасённый, дивно
Пуст. Прибираю квартиру под Новый год.
Мою цветы, растопырившие наивно
Листья... Пускай себе примут прохладный душ.
Чуть отряхнутся — тотчáс водружу на место.
Кружки беру, очищаю от чайных душ —
Быть им теперь белотелыми, как невесты.
Я раскрываю старинные дневники,
Письма читаю. Слова то теплы, то колки;
Мысли в тетрадках то тягостны, то легки. —
Прожито, прошлое. Прячу в настенной полке.
...Вот и проветрилось. В окнах светло, блестит...
Будто, заснеженный, мир от грехов отстиран.
Если мечтать — я хочу в новый год войти
Чистой и свежей, как прибранная квартира.
Лана Яснова. Мы пряные травы зимы
Мы пряные травы зимы,
мы память ушедшего лета,
мы звёзды, волхвы, и холмы,
и пламя зари Назарета, –
вобравшие запах небес,
опавших росой и дождями,
драже, «Барбарис» – на развес –
и дальше – по кругу – горстями.
Мы – облако – в детской руке –
морозного жаркого пара,
мы в каждом летящем снежке
и в маленьком счастье – задаром.
Согрейся, гуляка и плут,
сегодня – весёлое дело:
снега затяжные идут
и делают чёрное – белым,
и праздничны город и лес,
как хлеб на льняных полотенцах,
как будто Спаситель воскрес –
и снова явился младенцем.
мы память ушедшего лета,
мы звёзды, волхвы, и холмы,
и пламя зари Назарета, –
вобравшие запах небес,
опавших росой и дождями,
драже, «Барбарис» – на развес –
и дальше – по кругу – горстями.
Мы – облако – в детской руке –
морозного жаркого пара,
мы в каждом летящем снежке
и в маленьком счастье – задаром.
Согрейся, гуляка и плут,
сегодня – весёлое дело:
снега затяжные идут
и делают чёрное – белым,
и праздничны город и лес,
как хлеб на льняных полотенцах,
как будто Спаситель воскрес –
и снова явился младенцем.
Алексей Пранов. Ностальгия по СССР
На новогодней ёлочке
Игрушки все с иголочки –
Стеклянные фонарики,
Гирлянды и шары …
А мне из детства дальнего,
Совсем не идеального,
Припомнились забытые
Игрушки той поры:
Былинный витязь Муромец,
И пионер-тимуровец,
И космонавт в скафандре,
И лётчик, и моряк …
Переливаясь золотом,
Звезда с серпом и молотом
С верхушки ели праздничной
Светила, как маяк,
Стахановцу с отбойником,
Колхознице с подойником … –
Всем, кто трудился доблестно
С зари и до зари …
Теперь на ёлках шарики,
Стеклянные фонарики,
Похожие на мыльные
Пустые пузыри..
Игрушки все с иголочки –
Стеклянные фонарики,
Гирлянды и шары …
А мне из детства дальнего,
Совсем не идеального,
Припомнились забытые
Игрушки той поры:
Былинный витязь Муромец,
И пионер-тимуровец,
И космонавт в скафандре,
И лётчик, и моряк …
Переливаясь золотом,
Звезда с серпом и молотом
С верхушки ели праздничной
Светила, как маяк,
Стахановцу с отбойником,
Колхознице с подойником … –
Всем, кто трудился доблестно
С зари и до зари …
Теперь на ёлках шарики,
Стеклянные фонарики,
Похожие на мыльные
Пустые пузыри..
Максим Лаврентьев. Та святая ночь
Есть стихи, написанные ловко,
на любой странице их открой —
и размер в порядке, и рифмовка,
только тайны нет в них никакой.
А другие — все из опечаток,
из ошибок будто состоят,
но хранит нездешний отпечаток
дикий, хаотичный звукоряд.
Много в них намешано, и всё же
голову себе ты не морочь, —
есть стихи куда верней и строже,
ясные, как над пустыней ночь.
Та святая ночь, когда не спится
и звезда приковывает взор,
чтобы не могли с дороги сбиться
Бальтазар, Каспар и Мельхиор.
на любой странице их открой —
и размер в порядке, и рифмовка,
только тайны нет в них никакой.
А другие — все из опечаток,
из ошибок будто состоят,
но хранит нездешний отпечаток
дикий, хаотичный звукоряд.
Много в них намешано, и всё же
голову себе ты не морочь, —
есть стихи куда верней и строже,
ясные, как над пустыней ночь.
Та святая ночь, когда не спится
и звезда приковывает взор,
чтобы не могли с дороги сбиться
Бальтазар, Каспар и Мельхиор.
Отвлекись от стихов и погладь кота
Светлана Дильдина. В Хогвартсе Рождество
В Хогвартсе Рождество, ёлка и остролист,
сливочный эль и грог, святочный бал и пир.
Смотрит на праздник лес, сумрачен и дуплист -
прямо через него смело тропу тропи.
Снег заметет крыльцо - будто не наследил,
будто слепил свое первое волшебство...
Если хотел всерьез, так уж и быть, гляди:
в зеркале виден мир сбывшегося всего.
Где-то в пути - письмо; не о приеме, но -
нужный, желанный, твой, именно тот конверт!
Ты же читал - чудес в мире полным-полно...
Ночь уступает дню,
совы летят на свет.
сливочный эль и грог, святочный бал и пир.
Смотрит на праздник лес, сумрачен и дуплист -
прямо через него смело тропу тропи.
Снег заметет крыльцо - будто не наследил,
будто слепил свое первое волшебство...
Если хотел всерьез, так уж и быть, гляди:
в зеркале виден мир сбывшегося всего.
Где-то в пути - письмо; не о приеме, но -
нужный, желанный, твой, именно тот конверт!
Ты же читал - чудес в мире полным-полно...
Ночь уступает дню,
совы летят на свет.
Мария Тухватулина. Потому что, Господи...
Потому что, Господи, нынче Рождество,
Я себя и вечности чувствую родство.
Будто в детстве — сказочно ёлочка горит,
Но шуршат настойчиво в ночь календари.
А за занавеской ангел без крыла.
У него есть дудочка, у меня — юла.
Только не заладилась странная игра.
Что до райской музыки — поздно помирать.
Ангел в белых варежках сядет на сугроб.
Бармен в чашку капает розовый сироп.
У тебя есть скрипочка, у меня — стихи.
Но не можем выступить — или не хотим.
Слышно — сердце мечется, а мороз скрипит.
Ангелы истерику держат на цепи.
Время милосердия: вот моя душа —
Две ириски, искорка, полкарандаша.
Потому что, Господи, как не назови
Пузырьки шампанского у меня в крови:
Будто свитер колется, а его не снять.
Каждому забытому — ласкового сна.
Все салюты пущены ввысь под Новый год,
В Рождество без песенок водят хоровод
Ангелы и прочие. Баюшки-баю.
Как умею верую, как могу люблю.
Я себя и вечности чувствую родство.
Будто в детстве — сказочно ёлочка горит,
Но шуршат настойчиво в ночь календари.
А за занавеской ангел без крыла.
У него есть дудочка, у меня — юла.
Только не заладилась странная игра.
Что до райской музыки — поздно помирать.
Ангел в белых варежках сядет на сугроб.
Бармен в чашку капает розовый сироп.
У тебя есть скрипочка, у меня — стихи.
Но не можем выступить — или не хотим.
Слышно — сердце мечется, а мороз скрипит.
Ангелы истерику держат на цепи.
Время милосердия: вот моя душа —
Две ириски, искорка, полкарандаша.
Потому что, Господи, как не назови
Пузырьки шампанского у меня в крови:
Будто свитер колется, а его не снять.
Каждому забытому — ласкового сна.
Все салюты пущены ввысь под Новый год,
В Рождество без песенок водят хоровод
Ангелы и прочие. Баюшки-баю.
Как умею верую, как могу люблю.
Екатерина Ачилова. Все, кто помнит о заре
Декабрь предполагает сон души,
Проснётся к Рождеству - еë победа.
Не зря ли холода, о том проведав,
Баюкают: не хочешь - не пиши,
Потом найдутся нужные слова
И в пеньи выразительные ноты,
Потом определишься, где ты, кто ты,
При чëм, при ком, зачем и чем жива.
Во снах так плавно обходить углы,
И в разговоре острию иглы
Так беззаботно превращаться в ушко,
Под головой - незримая подушка,
Свои - добры, прохожие - милы.
Откуда-то извне трубят рога,
И конники несутся, след кровавя.
Воители, творя, верша и правя,
В немые погружаются снега.
Дрожат дворцы в диковинных лесах,
Испуганы угрозою побелки,
И Цезарь Борджиа ломает стрелки
На башенных заслуженных часах.
Факир беспечен или вовсе пьян,
"Бирнамский лес", - трепещет Дунсинан.
А там ведьмовки, тролли и кобольды,
Дай срок, сплетут зловредности свои!
Но где-то живы ласточки Изольды,
И озорны в Ассизи воробьи.
Больной вопрос "Когда приходит лето?"
Под Новый год прощается зиме,
И бой часов - предвестие рассвета,
И эта полночь не подвластна тьме,
И, значит, все, кто помнит о заре,
Проспав декабрь, очнутся в январе.
Мальвина Матрасова. Сейчастье
Он уже взрослый, ему скоро будет девять. Он может суп себе сам разогреть к обеду. В глупые сказки он больше не хочет верить, в прошлом году в дедморозе узнал соседа. Ёлку нарядит, а писем писать не будет. Он уже вырос, он умный, хороший мальчик, он понимает, что вряд ли дождётся чуда - мама не хочет кошечек и собачек.
Он каждый год только это искал под ёлкой. А находил то трансформера, то конструктор. Значит, просить, получается, нету толка.
Чуда не будет, а вот Новый год наступит.
Странный такой: он не видел ещё без снега. Мама сказала, что так иногда бывает. Надо сказать, чтобы не покупала «lego». Эти подарки за месяц бесследно тают: часть под диваном, кусочек запылесосил, часть не собрал, а инструкция потерялась.
Странный декабрь, он больше похож на осень. Вместо сугробов коричнево-злая гадость.
Дверь почему-то закрыта, и ключ не вставить. Мама, похоже, с работы пришла пораньше.
Кнопка звонка из квартиры ответит лаем. Чудо случится сейчас же, и будет дальше: серые тучи просыпятся снегопадом, серые улицы скроются в зимней сказке.
Дети получат подарки, которым рады. Прямо сейчас. Превратив то «сейчас» в «сейчастье».
Он каждый год только это искал под ёлкой. А находил то трансформера, то конструктор. Значит, просить, получается, нету толка.
Чуда не будет, а вот Новый год наступит.
Странный такой: он не видел ещё без снега. Мама сказала, что так иногда бывает. Надо сказать, чтобы не покупала «lego». Эти подарки за месяц бесследно тают: часть под диваном, кусочек запылесосил, часть не собрал, а инструкция потерялась.
Странный декабрь, он больше похож на осень. Вместо сугробов коричнево-злая гадость.
Дверь почему-то закрыта, и ключ не вставить. Мама, похоже, с работы пришла пораньше.
Кнопка звонка из квартиры ответит лаем. Чудо случится сейчас же, и будет дальше: серые тучи просыпятся снегопадом, серые улицы скроются в зимней сказке.
Дети получат подарки, которым рады. Прямо сейчас. Превратив то «сейчас» в «сейчастье».
Задержаться еще на миг в старом году
Александр Коньков. В глазах кота
В глазах кота мерцает доброта.
Он, даже если брошен, верит все же —
Что в Новый год все с чистого листа
Начнется и закончиться не сможет.
Владельцам прежним с ним возиться влом,
Там аллергия или график плотный.
А из еды один лишь суп с котом.
Здесь только свет, но даже он холодный.
Пусть будет все, как загадаешь, кот.
Ты веришь в Дедмороза — стану им я,
Внесу тебя в счастливый Новый год,
Под стать ему тебе придумав имя.
Отменены тоска и пустота.
Вот мышка, корм и плед и всё на свете.
Мерцает доброта в глазах кота.
Мы все в них — дети.
Ольга Лишина. Старый новый год
Кричи, мой милый: «Я не Ипполит!»,
Пытаясь скрыться от большой любви.
Ликуя, алкоголь бурлит в крови,
Спасайся, кто как может, чем придётся.
Скажите, это правда – Ленинград?
Скажите ей, что он – не виноват.
Вот заливная рыба и салат.
Гитара. Что ещё нам остаётся.
Ах, Наденька, да если б нам в цари.
Включи экран и десять дней смотри.
Включи, замри и сорок лет смотри –
Не выходи из старых декораций.
Мне, между прочим, только тридцать шесть,
Как, Новосельцев, вам такая весть?
Открылась бездна – слов чужих не счесть,
Вы любите грибы? Петруша, танцы.
Семён Семёныч, это дичь? Вполне.
Все говорят, что истина – в вине,
Но я искала, ничего на дне,
И год прошёл, и как-то не сложился.
Зачем ты здесь, мнёшь мой родной диван?
Да лучше бы ты был мертвецки пьян,
Да лучше бы метель, пурга, туман,
А не вот это – шёл, упал, влюбился.
Так вот, любить иных – тяжёлый труд.
Кричи, мой милый, пусть тебя спасут.
Ещё немного – за тобой придут,
Ворвутся в дом и выставят из кадра.
Кто за меня всё скажет и споёт?
А снег идёт, он сорок лет идёт.
В любом моём кино есть снег и лёд,
Размах не подходящий для театра.
О чём это, так много разных слов?
Мой милый Юра, снова про любовь.
Ещё о том, что наш сюжет не нов, –
Мягков, Рязанов и Таривердиев.
Включи экран и выключи меня,
Чтобы программу не пришлось менять,
Куда-то жизнь промчалась – за полдня,
Ну, вот и новый год, уже в эфире.
Он скоро станет просто – «этот год».
Мы выспимся. Всё кончится. Пройдёт.
И впереди нас ничего не ждёт,
Кроме повтора старого по кругу.
Здесь, в жизни – все уходят в пустоту.
Ты не уйдёшь? Ну, значит, я уйду.
Ты перепутал, ты нашёл не ту.
И мы больны, но вовсе не друг другом.
Кричи, звони министрам, пей и пой.
Я всё равно не верю в нас с тобой.
Пытаясь скрыться от большой любви.
Ликуя, алкоголь бурлит в крови,
Спасайся, кто как может, чем придётся.
Скажите, это правда – Ленинград?
Скажите ей, что он – не виноват.
Вот заливная рыба и салат.
Гитара. Что ещё нам остаётся.
Ах, Наденька, да если б нам в цари.
Включи экран и десять дней смотри.
Включи, замри и сорок лет смотри –
Не выходи из старых декораций.
Мне, между прочим, только тридцать шесть,
Как, Новосельцев, вам такая весть?
Открылась бездна – слов чужих не счесть,
Вы любите грибы? Петруша, танцы.
Семён Семёныч, это дичь? Вполне.
Все говорят, что истина – в вине,
Но я искала, ничего на дне,
И год прошёл, и как-то не сложился.
Зачем ты здесь, мнёшь мой родной диван?
Да лучше бы ты был мертвецки пьян,
Да лучше бы метель, пурга, туман,
А не вот это – шёл, упал, влюбился.
Так вот, любить иных – тяжёлый труд.
Кричи, мой милый, пусть тебя спасут.
Ещё немного – за тобой придут,
Ворвутся в дом и выставят из кадра.
Кто за меня всё скажет и споёт?
А снег идёт, он сорок лет идёт.
В любом моём кино есть снег и лёд,
Размах не подходящий для театра.
О чём это, так много разных слов?
Мой милый Юра, снова про любовь.
Ещё о том, что наш сюжет не нов, –
Мягков, Рязанов и Таривердиев.
Включи экран и выключи меня,
Чтобы программу не пришлось менять,
Куда-то жизнь промчалась – за полдня,
Ну, вот и новый год, уже в эфире.
Он скоро станет просто – «этот год».
Мы выспимся. Всё кончится. Пройдёт.
И впереди нас ничего не ждёт,
Кроме повтора старого по кругу.
Здесь, в жизни – все уходят в пустоту.
Ты не уйдёшь? Ну, значит, я уйду.
Ты перепутал, ты нашёл не ту.
И мы больны, но вовсе не друг другом.
Кричи, звони министрам, пей и пой.
Я всё равно не верю в нас с тобой.
Светлана Блохина. Создавая январское чудо
Дома пахнет чесноком
И запеченной свиной лопаткой,
В облепиховый чай с имбирем
Добавляется цедра и мед.
За окном такой минус,
А внутри на окнах осадок,
Не везде, правда, только на кухне,
Потому, что духовка печет.
И с утра уже мультики, песенки,
Дочь снимает игрушки с елки,
И таскает коляску по полу,
И ворует яичко в салат.
Я одной рукой собираю
Бесконечные игрушки, заколки,
Машинально кладу их на стол
Под её настороженный взгляд.
И нет праздника, таинства тоже,
Есть создание уюта для дома,
И плеяда запахов разных,
Из мной прожитых ранее зим.
Я момент пропустила нечаянно,
Когда стала сама в нем основой,
Создавая январское чудо,
Как положено взрослым другим.
И запеченной свиной лопаткой,
В облепиховый чай с имбирем
Добавляется цедра и мед.
За окном такой минус,
А внутри на окнах осадок,
Не везде, правда, только на кухне,
Потому, что духовка печет.
И с утра уже мультики, песенки,
Дочь снимает игрушки с елки,
И таскает коляску по полу,
И ворует яичко в салат.
Я одной рукой собираю
Бесконечные игрушки, заколки,
Машинально кладу их на стол
Под её настороженный взгляд.
И нет праздника, таинства тоже,
Есть создание уюта для дома,
И плеяда запахов разных,
Из мной прожитых ранее зим.
Я момент пропустила нечаянно,
Когда стала сама в нем основой,
Создавая январское чудо,
Как положено взрослым другим.
Здесь будет сюрприз