Алеся Грицкевич // Дождь с бергамотом
***
Боишься — пиши
Он мне сказал: “если боишься чего-то — пиши о том,
Вбрасывай рифмы: страхи сгорят огнём!
Словно скрываешь себя от них, срываешь мотив,
Только дрожит курсив”.
Он говорил – “ты рядом есть, значит, всё хорошо,
Путь твой со мной навеки теперь решён,
Вера твоя – сила для всех чудес!”
Что ж он тогда исчез?
Я б научилась верить словам и глазам его,
Пить по утрам не кофе, а дорогое вино.
Он говорил: “пишешь – страхи смоет дождём”.
…Вот я пишу о нём…
***
Золотоглазый
Слушай, мне времени хватит.
Мы уходим ночью из города.
Мы уходим.
Я помню тебя вчера обнажённым в своей кровати.
Я помню тебя.
...Я помню.
Лист клена слетает на плечи твои проклятьем,
Кружится-кружится,
Как странная птица.
Я даже хотела остаться с тобою собой прежней,
Но как мне остановиться,
Как не разбиться?
Дорога ведёт, я все реже звоню тебе,
Чаще тебя вспоминаю.
И танец, похожий на бег, звенит колокольным звоном.
Я помню: глаза твои золотым загорелись в мае,
А больше про нас, чёрт возьми, ничего не помню.
***
Учитель танцев
Мой учитель танцев высок, темноглаз и тих,
Носит длинный плащ и зовёт перелетных птиц,
Собирает чужие сказки, его мотив
В па надрывных звенит шелестом страниц.
Он приходит поздно, пьёт терпкий кофе, ложится спать.
Иногда сам себя убеждает не горевать о
Невольно связанных, умеет легко прощать,
Любит ночью считать в небе звезды и бьёт стекло.
Мой учитель танцев иной раз неплохо поёт во тьме.
Плащ его развевается, полы, как крылья птиц,
Шелестят, пугающе он смеётся, грозит луне,
Мол, старушка, играючи пред тобой и мной люди пали ниц.
Он по памяти знает каждого, стоит только увидеть раз,
Может с легкостью написать его в профиль и анфас.
Мой учитель танцев высок, тих и темноглаз,
Жаль никто не знает: Смерть сама танцевать научила нас.