Павел Блюме родился 6 января 1983 года в г. Сыктывкар, Республика Коми. Окончил факультет филологии и медиакоммуникации ОмГУ им. Ф. М. Достоевского. Печатался в альманахах "Белый бор", "Переливы", "Первые строки весны", "В поисках счастья", "Возрождённые блики" (г. Берлин), "ПарОм". Публиковался в журналах "Преодоление", "Стихия", "Водолей", "Культура", "Сыктывкар". Финалист российского поэтического конкурса "Новые голоса". Автор книги "Клюквенное солнце" (рецензент - Стефания Данилова).
Автопортрет
Аэропорт – огромный светлый Аргус,
вороний цвет, охваченный зимой,
трап самолёта, крепость древней Спарты,
окно на север, мама, путь домой.
Поэзия – бегун на низком старте,
«Одисса» и бессмертный Марафон,
работа за учительскою партой –
Троянский конь, введённый в Илион:
рот чувственный и славящий Елену,
её теперь своею назову,
таков автопортрет моей Вселенной,
я – греческий в стихах и наяву.
Снежинка
Снежинка на тонком запястье
нужнее, чем нити и боги,
когда в лабиринте рассвет.
Жизнь – миф и короткое счастье,
но только любовь не проходит
и тысячи греческих лет.
Когда тот браслет на руке –
любовь моя в поздней строке.
Голубь мира
Голая отцовская Земля,
остров без примет и без названья.
Лодку перевернутую тянет
утонуть Титаником, всё для
боли и бессмертия потом,
я люблю рыбалку и закаты,
мысль, что сеть, слова мои – щурята,
и любовь …
– Что смерть твоя?
– Потоп!
Райский сад – начало всех начал,
Арарат. Я вышел на причал.
Автопортрет
Алкей шестьдесят первой широты,
воспевший город в лирике пейзажной,
три тополя в толпе многоэтажек,
окно на север, где стояла ты.
Потом опали мысли, что листы,
окно на север – Стикса отраженье,
река времён, застывшая в движенье,
тогда как смерть коснулась красоты.
Разлука и священная строка
есть и в моей душе многострадальной,
теперь люблю, как прежде, изначально…
Я есть Алкей родного городка.
Ерусалим
Сердце города – улица Пушкина,
Ерусалим.
Равви, смотри:
над Голгофою кружится дым.
Легионеры – дома плечистые,
лето моё.
Город в жаре утопает,
карнизы остры,
копьё
ребра пронзает и в небе высится,
шпилем дрожит.
Дом мой – Голгофа,
небесная пристань,
атом души.
Раненая искорка на всех
Раненая искорка души,
и когда текст вспыхнет дирижаблем,
небо над Манхэттеном застраждет,
долететь, а дальше – смерть и жизнь.
Если любишь, к дому поспеши,
но подчас трагедия и слово
больше расстояния земного,
ухнуть птицей с неба, пережить:
Рай и ад, прощение и грех,
Раненая искорка на всех.
Аэропорт – огромный светлый Аргус,
вороний цвет, охваченный зимой,
трап самолёта, крепость древней Спарты,
окно на север, мама, путь домой.
Поэзия – бегун на низком старте,
«Одисса» и бессмертный Марафон,
работа за учительскою партой –
Троянский конь, введённый в Илион:
рот чувственный и славящий Елену,
её теперь своею назову,
таков автопортрет моей Вселенной,
я – греческий в стихах и наяву.
Снежинка
Снежинка на тонком запястье
нужнее, чем нити и боги,
когда в лабиринте рассвет.
Жизнь – миф и короткое счастье,
но только любовь не проходит
и тысячи греческих лет.
Когда тот браслет на руке –
любовь моя в поздней строке.
Голубь мира
Голая отцовская Земля,
остров без примет и без названья.
Лодку перевернутую тянет
утонуть Титаником, всё для
боли и бессмертия потом,
я люблю рыбалку и закаты,
мысль, что сеть, слова мои – щурята,
и любовь …
– Что смерть твоя?
– Потоп!
Райский сад – начало всех начал,
Арарат. Я вышел на причал.
Автопортрет
Алкей шестьдесят первой широты,
воспевший город в лирике пейзажной,
три тополя в толпе многоэтажек,
окно на север, где стояла ты.
Потом опали мысли, что листы,
окно на север – Стикса отраженье,
река времён, застывшая в движенье,
тогда как смерть коснулась красоты.
Разлука и священная строка
есть и в моей душе многострадальной,
теперь люблю, как прежде, изначально…
Я есть Алкей родного городка.
Ерусалим
Сердце города – улица Пушкина,
Ерусалим.
Равви, смотри:
над Голгофою кружится дым.
Легионеры – дома плечистые,
лето моё.
Город в жаре утопает,
карнизы остры,
копьё
ребра пронзает и в небе высится,
шпилем дрожит.
Дом мой – Голгофа,
небесная пристань,
атом души.
Раненая искорка на всех
Раненая искорка души,
и когда текст вспыхнет дирижаблем,
небо над Манхэттеном застраждет,
долететь, а дальше – смерть и жизнь.
Если любишь, к дому поспеши,
но подчас трагедия и слово
больше расстояния земного,
ухнуть птицей с неба, пережить:
Рай и ад, прощение и грех,
Раненая искорка на всех.