Инна Макарова. Наследие великих сказочников: Елена Албул

Начать мне бы хотелось с личных ассоциаций. Буквально перелетая со страницы на страницу «Привидения…» – повести о двух юных московских дачниках, задумавших выяснить всю правду об обитателях одного заброшенного дома в их поселке, – я невольно ощутила присутствие любимого Носова (где водятся привидения, почему бы не быть и спиритическому сеансу!). И вспомнился мне вовсе не «Незнайка», как можно было бы подумать, но рассказ «Огурцы», сейчас уже, вероятно, всеми забытый, а, быть может, и вовсе никому из моих современников не известный. Если этот текст прошел мимо вас, не поленитесь найти его в Интернете – книга 1982 года полностью оцифрована и выложена вместе с замечательными цветными иллюстрациями Ивана Семенова, которые я до сих пор прекрасно помню из собственного детства. Закончив «Привидение…», я тут же устремилась к «Историям нашего двора», и здесь перед моим мысленным взором возник любимый Эдуард Успенский.

«“Крокодил Гена и его друзья”, “Дядя Федор, пес и кот”?» – предположите вы. «А вот и нет!», – отвечу я. Серия рассказов о приключениях Веры и обезьянки Анфисы! Мысли о приключениях дяди Федора и его друзей из Простоквашино мне все же навеяла краткая характеристика мамы главной героини «Привидения картофельного дворца» – девочки по имени Вера: «Ромашкины радио никогда не включают – у них мама вместо радио»1. Другая цитата вызвала в памяти образ Кэрролловской «Алисы в Стране Чудес»: «Хорошая штука – план. Когда его придумаешь, можно уже ни о чем не беспокоиться». Однако не стоит искать в книге Елены Албул прямых или даже косвенных отсылок к упомянутым текстам ее старших коллег – все это лишь мой личный эмоциональный отклик, сплетенный из эфемерных чувств, ощущений и реминисценций.

С другой стороны, уверена, что прочитав «Привидение картофельного дворца» и «Истории нашего двора», вы непременно согласитесь с тем, что художественная манера письма Елены, нравственность сюжетов ее историй и такие близкие и понятные каждому, кто вырос на советской литературе, образы мальчишек и девчонок, вне всякого сомнения, родом из той самой литературы, которую сейчас принято именовать золотым фондом отечественной культуры.

Разговор о книге Елены Албул мне бы хотелось начать с иллюстративного оформления книги, которое, как это часто бывает, первым цепляет взгляд и либо мотивирует взять издание в руки, полистать его, прочесть несколько строк, или, напротив, без интереса скользнув по страницам, пройти мимо. Лишь только увидев обложку книги Е. Албул, я подумала о Викторе Чижикове – том самом художнике-иллюстраторе, который когда-то изобразил для нас героев Волковского «Волшебника Изумрудного города», явив читателю самых «правильных», как нередко говорят дети, Элли, Тотошку, Страшилу, Дровосека, Бастинду и Гингему.

Обложка книги и семь рисунков, выполненных Еленой Гончаровой для иллюстрации текста «Привидения…», по признанию автора книги, «получились изумительными». Как отмечает Елена Албул, «видимо, художница очень проницательный читатель, ведь она изображает не столько кусочек сюжета, сколько дух происходящих событий». С этим утверждением трудно не согласиться, и единственное, о чем имеет повод сожалеть читатель, это черно-белое исполнение иллюстраций внутри текста. Красочная обложка, манящая читателя в дачный мир с его особой атмосферой, фиолетово-синее летнее небо, подсвеченное золотым серпом луны и уютным светом, льющимся из окон домов, забавные мордашки главных героев, завороженно всматривающихся во что-то по другую сторону соседского забора, верный помощник юных сыщиков – пес по кличке Лорд, готовый по первой команде начать преследование незнакомца (чем не реинкарнация любимого миллионами Тотошки), увы, не находит продолжения, и внутри текста читатель обнаруживает лишь черно-белые иллюстрации, что, очевидно, является следствием высокой стоимости печати полноцветного издания.

«За завтраком говорили о привидениях» – что может быть более увлекательным началом детской книги?5 А каким уютом веет от следующего предложения, из которого мы узнаем, что мама жарит блины! Согласитесь, так приятно перенестись в загородный дом, откуда доносится аромат свежеиспеченных блинчиков, родители мирно беседует друг с другом, а детям не терпится сбежать во двор, где повсюду ждут приключения. «Ах, эти утренние воскресные блины! С вареньем, с яблоками, с творогом… Поливай их, чем хочешь, заворачивай в них, что хочешь, они в любом виде хороши»6, – с первых страниц соблазняет нас автор. На мой взгляд, подобные «гастрономические» нотки являются чудесной «приправой» для литературного текста. Еще и «утро было чудесное, сквозь увитую диким виноградом решетку на веранду проникало веселое дачное солнце»... Совершенная идиллия, не так ли?

Главные герои повести – третьеклассница по имени Вера Ромашкина и ее друг – соседский мальчик Петя Ломтев. Вместе со своими родителями они проводят летние каникулы в садоводческом товариществе «Маяк». За те несколько дней, о которых рассказывает автор, с героями успевает произойти нечто совершенно необычайное. Однако начать мне хотелось бы не с характеристики сюжетных хитросплетений, а с упоминаемых автором имен и названий, достойных отдельного внимания.

С самого начала создается впечатление, что центральный персонаж повести – «уже не второклассница, но еще не третьеклассница Верка» – это сама Елена Албул. Впервые читая повесть и не имея на руках ни единого свидетельства в пользу возникшего подозрения, я все же не могла отделаться от этой мысли. Спустя некоторое время оказалось, что чутье меня не подвело: Елену, по ее личному признанию, действительно вдохновляли конкретные дети, но их было так много, что, скорее, нужно говорить о конкретном типаже. Отмечу, что издание, имеющее маркировку 6+, вне всякого сомнения, будет интересно самой широкой аудитории. К примеру, моя мама, весьма взыскательный читатель с огромным опытом, буквально проглотила «Привидение картофельного дворца», высоко оценив детективную интригу повести и отметив узнаваемые образы цикла рассказов, их лиричность и увлекательные сюжетные повороты.

Повесть при всей ее заякоренности в дачном Подмосковье так и «дышит» морем: помимо названия товарищества, на страницах появляется образ «четырехэтажного белого корабля», с которым Вера сравнивает громадный недостроенный дом соседа, о мечте съездить на море рассказывает детям призрак картофельного дворца, образ гигантской волны появляется в сознании Веры в момент встречи с привидением и затем преследует ее в ночном кошмаре, морской пейзаж с маяком рисует в дождливый день на двери ванной, где «на стенах рыбы, а на потолке – чайки» мама главной героини, к морю летит свободный от оков недостроенного дома его бывший хозяин.
Такой, как Верка из повести, была в детстве и я, и все мои друзья». Третьеклассница Вера, наделенная ярким воображением, зачитывается художественной литературой, готовая в любом момент процитировать «Остров сокровищ» и увлеченная историей про «Кентервильское привидение», уверена в том, что «тот, кто по-настоящему любит читать, может читать все что угодно». Ее антиподом в этом отношении является более приземленный и рациональный Петя: «Никакие тайны его не интересуют. И “Кентервильское привидение” он не читал. Читать он не любит, он любит в компьютерные игры играть». Как известно, подобный дуэт неизменно оказывается весьма гармоничным, а его совместные действия наиболее плодотворными. «Привидение…» Елены Албул не исключение.

За пикировкой друзей интересно наблюдать на протяжении всего текста, попеременно разделяя позицию то одного, то другого. Трогательной выглядит и та внимательная забота к чувствам друг друга, которую демонстрируют друзья, их готовность забыть сиюминутные обиды (сцена на пляже во время купания в четвертой главе), храбрость, проявляемая по отношению к другу в критический момент (первая встреча с призраком в седьмой главе), умение понять близкого человека без слов в финале повести, когда дети умиротворенно наблюдают за плывущем по небу облаком в форме птицы: «Они встретились глазами, и Верка увидела, что Петя ее понял».

Не раз упоминаемый в повести «Остров сокровищ» наталкивает на подозрения, что Стивенсон, возможно, один из любимых писателей самой Елены. И снова автор подтверждает мою догадку. Вспоминая собственное детство, и дорогие ее сердцу книги, она признается: «Весь Жюль Верн, весь Майн Рид, весь Стивенсон были моими любимыми и остаются ими до сих пор».

Помимо иностранных авторов в повествовательную канву «Привидения…» виртуозно вплетены имена отечественных литераторов и музыкантов. Их Елена Албул превращает в элегантные эвфемизмы. Так, «Чернышевским» и «Белинским» родители Веры называют подгоревший и вовремя снятый со сковороды блины соответственно. Фонарь в садовом товариществе «Маяк», как вы, наверное, уже догадались, именуется «Маяковским». Приглашая Петю на вечерние посиделки в их доме, семья Ромашкиных называет любимый напиток «Чайковским». Ну а вынося помойное ведро, отец Веры упоминает Мусоргского.

Для автора, очевидно, представляется важным указать своему юному читателю на те художественные ориентиры, что в будущем помогут ему развить эстетический вкус, значительно расширить интересы и, возможно, однажды совершить в своей жизни нечто поистине замечательное. В финале истории именно Вера, которая «по фамилиям знала к третьему классу чуть ли не всех выдающихся деятелей русской культуры», обладающая чутким сердцем, развитой фантазией и доброй душой, оказывается способна не только раскрыть тайну окутанного мистическим ореолом дома, но и, что гораздо важнее, помочь неприкаянной душе обрести долгожданный покой.

Елена Албул вспоминает, как с самого раннего детства ее собственные родители читали ей стихи, таким образом, заложив в дочь «мощнейшую стихотворную матрицу». «В пять лет я научилась читать, и они сделали лучшее из того, что могли: открыли книжный шкаф и оставили меня в покое. Детские стихи я больше не читала, зато стихи Лермонтова я до восьми лет прочитала все…, включая поэмы. Со второго класса я читала уже все, не делая различия между книгами явно взрослыми и теми, что предназначались для детей. …С не меньшим удовольствием я читала почти забытую Софью Могилевскую, Гайдара, Катаева, Рыбакова. Они давали, как я сейчас понимаю, очень важное — наш язык, наш контекст, нашу историю, образы наших людей, больших и маленьких».

Наслаждаясь идиллическим описанием нескольких летних дней, проводимых героями на лоне природы, взрослый читатель невольно задумывается над тем, насколько реалистичны портреты детей, существуют ли в наши дни подобные мальчишки и девчонки, любящие гонять на велосипедах по дачному поселку, весело купаться в местном озере, загорать, исследовать новые места, а главное — много и увлеченно общаться друг с другом, вместо того, чтобы дни напролет проводить в замкнутом пространстве комнаты наедине с цифровым устройством. Елена охотно комментирует этот вопрос: «Считается, что сейчас таких детей нет, но это, конечно, не так — я встречаю их и их родителей на каждом своем музыкально-поэтическом выступлении. С ребятами, у кого виртуальный мир не заменил реальность, все так же интересно разговаривать, они живые, воображение у них не компьютерное, подсказанное игровыми шаблонами, а настоящее, свое; они смелые, они готовы искать ответы на вопросы самостоятельно, не обращаясь к помощи искусственного интеллекта в любом его виде». И вот, по воле писателя, эти ребята отправляются в настоящее летнее приключение, на глазах у читателя превращаясь в азартных охотников за привидением.

Настала пора обратиться непосредственно к тексту. Каждая глава повести Елены Албул имеет свое название, что, безусловно, важно для детской истории, поскольку, с одной стороны, дает юному читателю подсказку относительно ее содержания, а с другой — усиливает интригу, ведь, согласитесь, такие названия, как «Что можно услышать лежа», «План, придуманный в шалаше», «Прогулка в темноте» и «В темном, темном доме» звучат весьма увлекательно. А что еще увлекательнее, так это охота за призраком, которую устраивают Вера и Петя.

«Таинственные звуки! Воющая собака! Британские ученые! Все это перемешалось в Веркиной голове, да так, что стало понятно: оставлять такую информацию без внимания нельзя. Никак нельзя». С этого момента разворачивается основная интрига всей повести – разработка плана вместе с верным другом Петькой, ночные вылазки в компании старшей соседки и ее верного пса, сковывающий страх от встречи с неизвестным и первое открытие, будоражащее воображение. Недостроенный дом «размером с теплоход», принадлежавший профессиональному строителю по имени Николай Иванович, прозванный Веркиным папой картофельным дворцом, «потому что колонны из бетонных труб стояли чуть не на картофельных грядках», словно магнит притягивает главных героев, желающих разгадать тайну странных звуков, которые по вечерам доносятся из заброшенного гиганта.

И вот, приблизившись к «черной громаде картофельного дворца», компания друзей в полной мере ощущает ужас перед услышанным воем: «Это был очень странный вой: и вой, и лай одновременно. “Леденящий душу”, пронеслись у Верки в голове слова из книжки про английское привидение. Этот рассказ ей всегда казался ужасно смешным, но сейчас было не до смеха». Взволнованные дети, рвущийся с поводка Лорд, его сбитая с толку хозяйка и, конечно же, вместе с ними читатель – все находятся на пределе испытываемых эмоций. И вот, наконец, тайна раскрыта: «Еж! Просто еж! Вот тебе и привидение…». Вместе с этим открытием отступают все страхи, «и ночь стала теплой и ласковой, и Картофельный дворец превратился в обычный недостроенный дом».

На этом история не заканчивается, однако прежде чем продолжить, я позволю себе сделать небольшую остановку и рассказать, откуда взялась эта нетипичная для садового товарищества громоздкая постройка. Как признается Елена Албул, у картофельного дворца имеется реально существующий прототип, и расположен он по соседству с дачей писательницы: «Огромный, прямо-таки чудовищного размера дом, который год за годом строил его хозяин. Над стройкой этой посмеивался потихоньку весь наш дачный поселок – угрюмый дядька все делал сам, и невозможно было представить, когда этот титанический труд мог бы закончиться. Он и не закончился. Когда соседи сказали нам, что этот человек умер, я была потрясена. Теперь эта бетонная конструкция – без крыши, с пустыми оконными проемами, с нелепыми колоннами – возвышалась надгробным памятником, неким символом Тщетности. Несуразность архитектурного кошмара сменилась трагическим величием римских руин. Было ясно, что такой недострой никто никогда не купит, и он так и стоял, темнея и разрушаясь». Не трудно догадаться, что подобный объект не мог оставить равнодушным литератора, творческое воображение которого вскоре создало увлекательную историю о хозяине заброшенной конструкции. «Я совершенно не собиралась писать именно детскую повесть, но неожиданно увидела этот дом глазами ребенка. Уж здесь-то привидениям было самое место! Так и пошло…», – вспоминает Елена.

Вернемся, однако, ко второй части повести, сюжет которой приобретает неожиданный поворот. Вернувшись в заброшенный дом глубокой ночью следующего дня, Вера и Петя обнаруживают самое настоящее… привидение. В ужасе от увиденного Вера, которая еще недавно так упрямо желала довести эксперимент по ловле призрака до конца, внезапно утратила дар речи: «Она стояла, словно заколдованная, и мокрая пижама противно прилипала к ее дрожащему телу. Туман окружал ее, ложился на лицо, не давая вдохнуть. Ей казалось, что ее накрыла огромная волна…, и сейчас она в этой волне захлебнется, сейчас утонет…».

Все последующие события, конечно же, многим из вас напомнят Уайлдовскую сказку о несчастном Кентервильском привидении, мятежная душа которого так отчаянно желала обрести покой. Сперва ворчливое и крайне недовольное вторжением в его обитель чужаков («Я здесь живу. Это мое тут все, и дом это мой. И нечего тут двигать, трогать, переставлять, греметь»), постепенно привидение, бывшее некогда Николаем Ивановичем, превращается в заботливого хозяина: «Вы садитесь сюда, к столу, на коробки. Ты что дрожишь, девочка? Замерзла? У меня тут где-то свитер…». В ходе разговора дети узнают печальную историю ставшего призраком в собственном доме хозяина: «Я всю душу в этот дом вложил, десять лет его строил… Только я вот что сейчас подумал: может, жена и не хотела большой дом? <…> Может, хотела просто беседку, стол, шашлыки там всякие, и чтоб приезжали знакомые? <…> Я ведь ее как-то не спрашивал… А теперь и не узнать».

Как отмечает сама Елена, комментируя книгу, «вообще-то это рассказ о разных способах жить». И действительно, на протяжении всего повествования внимательный читатель подмечает проходящее красной нитью противопоставление симпатичного, на одну комнату, дачного домика Ромашкиных, где так уютно завтракать на веранде мамиными блинами, нежиться в лучах полуденного солнца на изумрудной лужайке (Веркой именуемой «лежайкой»), а по вечерам, в компании друзей, распевать под гитару, угрюмой недостроенной громаде «размером с теплоход», что возвел на своем участке их сосед. В то время как Вера и ее родители довольствуются малым, радостно проживая каждый новый день, Николай Иванович, забыв обо всем на свете, захлестнутый гордыней, вознамерился построить «самый большой дом… <…> Такой, чтобы все видели, как надо строить. <…> Думал, вот построю – тогда и заживем. На завтра, в общем, все откладывал…».

Как и в случае со сказкой Уайльда, лишь встреча с юными, чистыми детскими душами способна принести призраку желанный покой: «С вами поговорил, себя вспомнил и теперь думаю: может, и незачем мне здесь оставаться?», – вопрошает сам себя «облачный Николай Иванович» и, не откладывая на завтра, покидает свою мрачную обитель, выпорхнув в открытую дверь «маленьким белым облачком». Словно резюмируя все произошедшее с детьми накануне, Верина мама наставляет свою дочь, обеспокоенную приснившемся ей после тревожной ночной вылазки сном: «…Если слишком много думать о будущем, пропустишь все настоящее». И как сами Вера и Петя, счастливые от того, что смогли побороть страх и сделали важное доброе дело, так и природа, очистившись от накопившегося мрака, после проливного дождя засияла яркими красками в предвкушении новых радостных дней: «Радуга стояла перед ними, постепенно растворяясь в голубом небе. Пахло свежестью и чистотой. <…> Вдали, уже почти у горизонта, летело к морю маленькое белое облако».

В завершении обзора повести, мне бы хотелось обратить внимание читательской аудитории на одного весьма любопытного второстепенного персонажа, который является связующим звеном «Привидения картофельного дворца» и изданных вместе с ним под одной обложкой «Историй нашего двора». Речь идет о герое по имени дядя Мухаммед. В «Историях нашего двора» Е. Албул еще не раз представит читателю похожий типаж — эмигрант, оказавшийся в чужой стране, в незнакомой культуре, при этом не теряющий бодрости духа и полный эмпатии по отношению к окружающим его людям, даже если некоторые из них ведут себя откровенно враждебно. «Мухаммед был человеком совершенно незаменимым», – характеризует его рассказчик повести.

«Дядей Мухаммедом» зовут дачного разнорабочего дети. Он – мастер на все руки, услужливый и отзывчивый ко всем — от мала до велика. Работая, он слушает национальную музыку, подпевая любимой мелодии, его карманы полны сладкой кураги и миндаля (их он щедро раздает детям, в особенности угощая худенькую Веру, к которой обращается исключительно как к Птичке-джан), его жилище («старый строительный вагончик»), оплетенное диким виноградом, обставлено найденными на помойке ненужными вещами и в результате (благодаря врожденному чувству прекрасного и таланту хозяина к реставрации) выглядит уютно и привлекательно – как отмечает Веркина мама, «после Мухаммедовой покраски облезлые поломанные корзинки превращались в модные арт-объекты». Этот персонаж, появляющийся в повести лишь пару раз, тем не менее, успевает оставить о себе наилучшее впечатление, вызвав у читателя неподдельное восхищение своим трудолюбием, скромностью и неиссякаемым оптимизмом.

Переходя к сборнику рассказов «Истории нашего двора», включающего шесть текстов, сразу отмечу, что он, вне всякого сомнения, требует отдельного и весьма подробного разбора. По этой причине здесь я ограничусь лишь его краткой характеристикой, постаравшись контурно обозначить главные художественные достоинства цикла. Названия рассказов, кажется, говорят сами за себя, вполне ясно давая читателю понять, о чем пойдет речь: «Дворник-невидимка», «Маленькая красная машинка», «Почтовый ящик № 49», «Писательница Баба-яга», «Очень старая певица» и «Последний голубь голубевода Максимова». Возможно, кому-то эти заголовки покажутся навевающими грусть, вызывающими в сознании образ «маленького человека» – существа скромно проживающего свои дни, ни на что не претендующего и незаметно покидающего мир живых, как только наступает его черед. В какой-то степени это предчувствие оказывается вполне справедливо, и все же, по большому счету, «Истории…» Елены Албул – это портретные зарисовки, выполненные в пастельных красках и наполненные светом, воздухом и надеждой на обретение желанной гармонии.

Любопытна история создания рассказов, вошедших в сборник. Как признается автор, цикл, который таковым не задумывался, родился из повествования о реально существовавшей пожилой даме, которая ежегодно, «с цветением сирени» появлялась во дворе дома Елены, таинственно исчезая с наступлением осени: «Она сторонилась людей, но разговаривала с машинами и пела кустам, и мы знали: запела Певица – пришло лето». Вскоре за рассказом об этой необычной обитательнице двора последовало повествование о голубеводе Максимове, родившееся из случайной находки – «полустертой таблички на старой голубятне», на которой было начертано имя героя будущей истории. «А дальше подтянулся удивительный толстый индиец с детской машинкой, снимающий квартиру в нашем доме, потом – сломанные почтовые ящики, ученики музыкальной школы – словом, просто люди и предметы, которые становились персонажами, вплетаясь в… контекст», – вспоминает Елена.

В этом смысле весьма информативен и титул сборника – каждый читатель, где бы он ни жил, непременно узнает в героях рассказов Елены Албул кого-то из своих соседей или членов семьи, а, возможно, и самого себя, ведь описываемые события и подмечаемые автором черты характера и манера поведения, схвачены метко и легко узнаваемы. Таким образом, истории одного современного московского дворика превращаются в обобщенное повествование о любом месте, где волею судьбы переплетаются в тесном соседстве жизни совершенно разных людей, и все мы, кто прочтет этот сборник, подтвердим, что перед нами действительно истории н а ш е г о двора.

Заключительным текстом явился рассказ о дворнике, рисующем метлой на снегу удивительные картины, что пленяют воображением всех без исключения обитателей двора, и именно ему в дальнейшем было уготовано открыть сборник. Связано это было, в том числе, с популярностью, которую рассказ успел приобрести к моменту появления цикла. Елена приняла решение разместить в финальной части сборника «наименее детские» тексты о старой певице и голубеводе Максимове. По словам автора, «если читать “Истории…” в авторском порядке, станут более заметны тонкие сюжетные связи, появление и исчезновение второстепенных персонажей и другие нюансы». Впрочем, этот эффект достигается и в процессе чтения рассказов в том порядке, в котором они расположены сейчас. «Дворник-невидимка», пожалуй, действительно лучше прочих подходит на роль заглавного текста, ведь именно в нем перед читателем открывается панорамный вид на тот самый двор, с историями которого он вот-вот познакомится.

Вслед за рассказом о дворнике Искандере, обладающем талантом художника, идет повествование о студенте медицинского института по имени Шаилендра, приехавшем в Москву из далекой Индии. В этой связи у читателя может возникнуть вполне логичное (однако впоследствии оказавшееся лишь отчасти справедливым) предположение, что, вероятно, героями последующих текстов также будут иностранцы, вынужденные обживаться на новом месте, первое время чувствующие себя изгоями и отчаянно тоскующие по родине. Обоих персонажей объединяет добрый нрав, легкий характер и стремление стать частью нового для них социума, быть услышанными и увиденными окружающими их людьми. Герои других текстов сборника, в определенной степени, окажутся похожими на них: не будучи иностранцами, они испытывают все ту же грусть от непонимания и одиночества, которая с развитием сюжета, замещается радостью открытия собственного источника счастья. Как пишет Елена, в «Историях нашего двора» через повествования ее героев, читателю даруется возможность снять очки, какие бы линзы ни были в них вставлены и «увидеть жизнь своими глазами. И улыбнуться, потому что она — прекрасна».

Третий рассказ сборника «Почтовый ящик №49» является моим личным фаворитом. События в нем разворачиваются на, пожалуй, самом крошечном участке – лестничном пролете, где расположены почтовые ящики жильцов, населяющих многоквартирный дом. Его главные герои – неодушевленные предметы, оживленная беседа которых становится фоном разворачивающихся событий, одновременно высвечивая их тревоги, надежды и опасения по поводу своих «живых» хозяев.

Для малой прозы Елены Албул характерно включение в рассказы разговаривающих животных (кот Андерсен, голубь по кличке Рыжий) и предметов (маленькая красная машинка, сиреневый куст), однако если в других текстах эти персонажи являются второстепенными и лишь изредка читателю предоставляется возможность услышать их «голоса», и еще реже они вмешиваются в развитие сюжета, то в «Почтовом ящике № 49» эти герои выходят на авансцену и сделано это весьма остроумно. Почтовые ящики, как олицетворение прошлого, которому нет места в настоящем, получают в рассказе шанс на будущее, что содержится в опускаемой в их жестяное нутро корреспонденции – «настоящих» писем, газет и журналов, ожидание которых наполняет людей предчувствием радости. И, конечно же, не оставляет равнодушным тот факт, что в век всеобщей цифровизации в рассказ включен некогда культовый детский журнал «Мурзилка», который, по воле автора, вновь становится объектом страстного желания ребенка, мечтающего как можно скорее прочесть свежий выпуск. И, как и в повести о Картофельном дворце, в этом рассказе представлены разные способы жить, а его совсем еще юные герои (первоклассник Вася и флейтистка Надя), кажется, являются прототипами ставших впоследствии верными друзьями Пети и Веры.

Три замыкающих сборник рассказа, пожалуй, наиболее трогательные из всего цикла. Их главные герои – одинокие люди преклонного возраста, с трудом находящие понимание в глазах окружающих и все чаще вынужденные пребывать в мире собственных фантазий, находя спасение в общении с животными. Незаметно исчезающая в финале рассказа «Очень Старая Певица» главная героиня и навсегда попрощавшийся с любимой голубятней Максимов оставляют у читателя чувство горечи и одновременно светлой грусти — ведь певица чудесным образом превращается в соловья, радующего всю округу своими удивительными трелями, а голубевед, покидающий город на рассвете, отправляется на свою первую за годы жизни встречу с морем. А вот рассказ «Писательница Баба-яга» наоборот искрится самоиронией и внушает надежду на то, что никогда не поздно переменить свою жизнь, привнеся в нее свежие нотки, расширив привычные горизонты, обретя новых друзей и, как следствие, веру в то, что впереди каждого человека ждет еще много радостных дней.

Во «дворе Елены Албул» истории населяющих его жильцов тесно переплетены между собой, и уже знакомые действующие лица то лишь на миг появляются в новом рассказе, то задерживаются в нем на несколько эпизодов. И каждый раз во время таких «встреч» читатель неизменно испытывает приятное ощущение узнавания и даже наличия общей тайны, маленького секрета из жизни героя, доверенного ему в предыдущем тексте. Автор сборника признается, что цикл может быть продолжен в будущем, если вернется «волшебная сказовая интонация», присущая всему сборнику. От лица покоренной «Историями нашего двора» читательской аудитории позволю выразить надежду на то, что так и произойдет в самое ближайшее время! Ну а пока, приглашаю всех к знакомству с книгой, ставшей предметом моего сегодняшнего разговора – поверьте, вас ждет встреча с поистине качественной детской литературой, а значит, той, что понятна и любима в любом возрасте.

Читать другие материалы