Здесь нет ночей, лишь сумерки и дни, И вой зловещий разрезает небо. Но в краткий миг затишья и весны, Как будто бы подёрнут серым крепом, Лес клонится к поляне, прячет лица Солдат, собравших сцену из ветвей. Концерт на фронте – долго ли он длится? Но он не меньше хлеба им нужней. Всё по-особому звучит и покоряет: И музыка, и песенный задор, Но почему так сердце замирает, Когда поэт или артист читает: «Роняет лес багряный свой убор…»? Рождаются слова ему в ответ Из детства общего, по школьной ли привычке: «Чей глас умолк на братской перекличке, Кто не пришёл? Кого меж вами нет?» Светлее лица и роднее каждый – Из общего далёка шлёт привет Кудрявый отрок и певец отважный, Он был, и есть, и будет сотни лет. И не было войны. Над головами Качались кроны и склонялся бор, Бессмертие касалось всех словами: «Роняет лес багряный свой убор…»
*** И воды сомкнулись, и память ушла, Легко оставляя кровавые капли, Бежала за ней, ковыляя, душа, Искала последний бумажный кораблик. Ложился подкошенный день под ребро, Чердачные сны полосуя и крыши, И мир стрекотал, как немое кино, И в душу вошел бы, да ростом не вышел.
*** Хочет сказать – не умеет... Выйди навстречу к ним. Лесом идешь – не видят, и в небе ты им незрим. Все, как один, молчаливы. И в горле у всех – крик. Полем иди дождливым, Полем иди, Старик…
Проводы – первая встреча. Что же они не кричат? Голос дрожит до речи, а после – дорога в ад? Все потому, что зрячих не достигает свет. Поторопись к ним, старче, – Больше дороги нет. В поле ночует голос – будет им дом, конечно. В горле у них не камень – крик или мрак кромешный. Нет на них бедной крестьянки… Ты виноват, старик… Полем и люди ходят, Ты лесом иди напрямик… В поле ночует голос… Тихо начнёт он петь… Выйдут навстречу люди, Могут ещё успеть…