***
Здесь нет ночей, лишь сумерки и дни,
И вой зловещий разрезает небо.
Но в краткий миг затишья и весны,
Как будто бы подёрнут серым крепом,
Лес клонится к поляне, прячет лица
Солдат, собравших сцену из ветвей.
Концерт на фронте – долго ли он длится?
Но он не меньше хлеба им нужней.
Всё по-особому звучит и покоряет:
И музыка, и песенный задор,
Но почему так сердце замирает,
Когда поэт или артист читает:
«Роняет лес багряный свой убор…»?
Рождаются слова ему в ответ
Из детства общего, по школьной ли привычке:
«Чей глас умолк на братской перекличке,
Кто не пришёл? Кого меж вами нет?»
Светлее лица и роднее каждый –
Из общего далёка шлёт привет
Кудрявый отрок и певец отважный,
Он был, и есть, и будет сотни лет.
И не было войны. Над головами
Качались кроны и склонялся бор,
Бессмертие касалось всех словами:
«Роняет лес багряный свой убор…»
***
И воды сомкнулись, и память ушла,
Легко оставляя кровавые капли,
Бежала за ней, ковыляя, душа,
Искала последний бумажный кораблик.
Ложился подкошенный день под ребро,
Чердачные сны полосуя и крыши,
И мир стрекотал, как немое кино,
И в душу вошел бы, да ростом не вышел.
***
Хочет сказать – не умеет... Выйди навстречу к ним.
Лесом идешь – не видят, и в небе ты им незрим.
Все, как один, молчаливы. И в горле у всех – крик.
Полем иди дождливым,
Полем иди,
Старик…
Проводы – первая встреча. Что же они не кричат?
Голос дрожит до речи, а после – дорога в ад?
Все потому, что зрячих не достигает свет.
Поторопись к ним, старче, –
Больше дороги нет.
В поле ночует голос – будет им дом, конечно.
В горле у них не камень – крик или мрак кромешный.
Нет на них бедной крестьянки… Ты виноват, старик…
Полем и люди ходят,
Ты лесом иди напрямик…
В поле ночует голос… Тихо начнёт он петь…
Выйдут навстречу люди,
Могут ещё успеть…
Здесь нет ночей, лишь сумерки и дни,
И вой зловещий разрезает небо.
Но в краткий миг затишья и весны,
Как будто бы подёрнут серым крепом,
Лес клонится к поляне, прячет лица
Солдат, собравших сцену из ветвей.
Концерт на фронте – долго ли он длится?
Но он не меньше хлеба им нужней.
Всё по-особому звучит и покоряет:
И музыка, и песенный задор,
Но почему так сердце замирает,
Когда поэт или артист читает:
«Роняет лес багряный свой убор…»?
Рождаются слова ему в ответ
Из детства общего, по школьной ли привычке:
«Чей глас умолк на братской перекличке,
Кто не пришёл? Кого меж вами нет?»
Светлее лица и роднее каждый –
Из общего далёка шлёт привет
Кудрявый отрок и певец отважный,
Он был, и есть, и будет сотни лет.
И не было войны. Над головами
Качались кроны и склонялся бор,
Бессмертие касалось всех словами:
«Роняет лес багряный свой убор…»
***
И воды сомкнулись, и память ушла,
Легко оставляя кровавые капли,
Бежала за ней, ковыляя, душа,
Искала последний бумажный кораблик.
Ложился подкошенный день под ребро,
Чердачные сны полосуя и крыши,
И мир стрекотал, как немое кино,
И в душу вошел бы, да ростом не вышел.
***
Хочет сказать – не умеет... Выйди навстречу к ним.
Лесом идешь – не видят, и в небе ты им незрим.
Все, как один, молчаливы. И в горле у всех – крик.
Полем иди дождливым,
Полем иди,
Старик…
Проводы – первая встреча. Что же они не кричат?
Голос дрожит до речи, а после – дорога в ад?
Все потому, что зрячих не достигает свет.
Поторопись к ним, старче, –
Больше дороги нет.
В поле ночует голос – будет им дом, конечно.
В горле у них не камень – крик или мрак кромешный.
Нет на них бедной крестьянки… Ты виноват, старик…
Полем и люди ходят,
Ты лесом иди напрямик…
В поле ночует голос… Тихо начнёт он петь…
Выйдут навстречу люди,
Могут ещё успеть…