Стефания Данилова. Песни, которые взяли и увели
***
Ворон каркнул: "Достали. Взяли меня измором.
Заколебали с вашим чёртовым невермором.
Больше верьте гадалкам, синоптикам и поэтам
и тому, что я выкрикивал слово это.
Может, я разучивал "Пусть всегда будет солнце,
пусть всегда будет небо...", может, я петь был создан,
как Миансарова — о добром, разумном, вечном.
Я попал в bad trip из обещанного adventure.
Раз я иссиня-черный, то антигерой романа?
Что касается белого, вспомните Сарумана.
Ничего я сказать вообще не хотел, я — птица.
До сегодня думал сдаться и приручиться,
на человечьем плече - хоть до самого Китая.
Невермор, господа и дамы. Я улетаю.
***
Сколько на меня угрожающе ни шикай,
Я только Господня раба.
Котенок, попавший в стиральную машинку.
Останови барабан.
Мышцы забиты невидимыми тату.
Поэзия закипает в столе.
Ты говоришь мне, что выбрал Ту,
Но я отражаюсь только в бабкином хрустале.
Из горячей фурако в ледяную купель
Заходить, отрицая холод как таковой.
Все, что мне кто-либо когда-либо пел,
Не сделало меня живой.
***
Не потеряйся в том, чего просто нет.
Кажимость света - это ещё не свет.
Голограмма солнца, пластиковый маяк.
"Ты моя", - утверждает мираж, - "все ещё моя".
Не всегда мы друг другу - дом, капитал и быт,
Но горячечный сон, взламывающий лбы.
У наших жизни и смерти гражданский брак,
На окраине они снимают вдвоём барак.
Картонный причал, бумажные корабли.
Песни, которые взяли и увели.
Не тебе надо мной склоняться, едва дыша.
Я - блокнот для совсем другого карандаша,
Это перекисью высветленная грусть.
Если ты начинаешь казаться мне, я крещусь
И иду по приборам, не слыша зов маяка.
Ты - кажимость света, я - кажимость мотылька.
***
Я могу не все и ценю остановку выше
самых мощных, невероятных сверхскоростей.
Закрывая глаза, яснее и чище вижу,
отрешившись от дел, отрекшись от соцсетей.
Спят наушники, мессенджеры, емейлы,
суть моя молчит, скрывается и таит,
чтобы лечь строкой талантливо и умело,
если нужно именно то, что за мной стоит.
Не возьмешь на слабо, не подцепишь крючком азарта.
Точка малая ради будущей запятой.
Я сегодня не все могу, чтобы смочь всё завтра.
Провести по канату в танце над пустотой.
***
Время клетчатых пончо, эльфийских узорных кафф,
забираться в синтепоновый батискаф,
прихватив с собой котишку, детскую книжку.
Октябрьского сидра хватили лишку.
Переписки с полузабытыми нелюдьми -
кто дракон, кто лисица, сказка его возьми.
Не прекращайся, кружение золотое,
варят из нас липкое и густое,
и стопкадр, где мы застываем, будет красив.
Фильм кончится, никого не предупредив,
и начнется новое белое утро,
пахнущее не хлоркой, а сахарной пудрой.
Лепестки - из избы невыносимый сор.
На каффах едва различим эльфийский узор.
Ворон каркнул: "Достали. Взяли меня измором.
Заколебали с вашим чёртовым невермором.
Больше верьте гадалкам, синоптикам и поэтам
и тому, что я выкрикивал слово это.
Может, я разучивал "Пусть всегда будет солнце,
пусть всегда будет небо...", может, я петь был создан,
как Миансарова — о добром, разумном, вечном.
Я попал в bad trip из обещанного adventure.
Раз я иссиня-черный, то антигерой романа?
Что касается белого, вспомните Сарумана.
Ничего я сказать вообще не хотел, я — птица.
До сегодня думал сдаться и приручиться,
на человечьем плече - хоть до самого Китая.
Невермор, господа и дамы. Я улетаю.
***
Сколько на меня угрожающе ни шикай,
Я только Господня раба.
Котенок, попавший в стиральную машинку.
Останови барабан.
Мышцы забиты невидимыми тату.
Поэзия закипает в столе.
Ты говоришь мне, что выбрал Ту,
Но я отражаюсь только в бабкином хрустале.
Из горячей фурако в ледяную купель
Заходить, отрицая холод как таковой.
Все, что мне кто-либо когда-либо пел,
Не сделало меня живой.
***
Не потеряйся в том, чего просто нет.
Кажимость света - это ещё не свет.
Голограмма солнца, пластиковый маяк.
"Ты моя", - утверждает мираж, - "все ещё моя".
Не всегда мы друг другу - дом, капитал и быт,
Но горячечный сон, взламывающий лбы.
У наших жизни и смерти гражданский брак,
На окраине они снимают вдвоём барак.
Картонный причал, бумажные корабли.
Песни, которые взяли и увели.
Не тебе надо мной склоняться, едва дыша.
Я - блокнот для совсем другого карандаша,
Это перекисью высветленная грусть.
Если ты начинаешь казаться мне, я крещусь
И иду по приборам, не слыша зов маяка.
Ты - кажимость света, я - кажимость мотылька.
***
Я могу не все и ценю остановку выше
самых мощных, невероятных сверхскоростей.
Закрывая глаза, яснее и чище вижу,
отрешившись от дел, отрекшись от соцсетей.
Спят наушники, мессенджеры, емейлы,
суть моя молчит, скрывается и таит,
чтобы лечь строкой талантливо и умело,
если нужно именно то, что за мной стоит.
Не возьмешь на слабо, не подцепишь крючком азарта.
Точка малая ради будущей запятой.
Я сегодня не все могу, чтобы смочь всё завтра.
Провести по канату в танце над пустотой.
***
Время клетчатых пончо, эльфийских узорных кафф,
забираться в синтепоновый батискаф,
прихватив с собой котишку, детскую книжку.
Октябрьского сидра хватили лишку.
Переписки с полузабытыми нелюдьми -
кто дракон, кто лисица, сказка его возьми.
Не прекращайся, кружение золотое,
варят из нас липкое и густое,
и стопкадр, где мы застываем, будет красив.
Фильм кончится, никого не предупредив,
и начнется новое белое утро,
пахнущее не хлоркой, а сахарной пудрой.
Лепестки - из избы невыносимый сор.
На каффах едва различим эльфийский узор.