Юрий Поляков. Если Земля останется

Из дневника рядового

На Родине другие небеса.
Двадцатый век! Ты этому виною,
Что можно за неполных три часа
Перенестись туда, где всё иное!
И обменять российскую метель
На мелкий дождь, что над землёю виснет.
Привычную одежду — на шинель,
А женщину любимую — на письма.
И как-то сразу подобреть душой.
Душой понять однажды утром сизым,
Что пишут слово «Родина» с большой
Не по орфографическим капризам.

Кто же останется?

Четверо юных поэтов с кружками зимнего пива,
Сгрудившись над картошкой в пакетиках слюдяных,
Перебивая друг друга, прихлёбывая нетерпеливо,
Задиристо выясняли, кто же из четверых
Лучший поэт эпохи, лучший поэт на свете,
Чьи же стихи любимым будут взахлёб читать,
Будут класть под подушку в третьем тысячелетье —
Лет через двести, триста, лет через двадцать пять!
Кто же останется? Кто же... Быстро стемнело в сквере.
Гаркнула тётя Груня, кружки сдавать веля...
Все мы останемся в мире — в разной, конечно, мере,
Если Земля останется... Слышите вы — Земля!

День артиллериста

Снаружи холодно и мглисто.
Налью-ка я себе вина.
Сегодня День артиллериста,
И памятью душа полна.
Когда-то, жизнь меняя круто,
Повестку вдруг вручили мне.
Я заряжающим стал с грунта
В чужой далёкой стороне.
Ходил, как водится, в наряды,
А на плацу в кровь ноги стёр.
Таскал в полцентнера снаряды
И впихивал на транспортёр.
«Акация» — не куст, поверьте,
А гаубица — высший класс!
Доныне самоходки эти
Воюют с честью за Донбасс.
К земле припав в дыму горячем,
Вминая грохотом виски,
«Акация» снарядом зрячим
Врага разносит на куски.
…Промчалась жизни, как поезд, мимо,
Заждался вечный Судия.
А всё ж от грунта, почвы милой,
Не оторвался вроде я…