Вероника Владимировна Батхан (Ника Батхен) — поэт, деятель культуры. Родилась в Ленинграде, живёт в Москве. Выпустила пять книг стихов и пять прозы, одна из них, «Москварианты», в соавторстве со Стефанией Даниловой. Резидент продюсерского центра «Всемпоэзии», член СЛР, ЮРСП, ИСП. Дважды серебряный призёр Кубка Мира по русской поэзии, лауреат и дипломант Волошинского конкурса, лауреат «Интерпресскона», лауреат «Большого Зиланта». Член жюри международного фестиваля «Всемпоэзии», фестиваля «Покровский собор» и др. Организатор серии волшебных фестивалей.
***
Настанет день, когда они поедут,
Вагоны до краев заполоня.
И рваное нечёткое «победа»
Прочертит дым на обороте дня.
В плацкартах будет сонно до упаду —
Тяжёлый храп, случайный матерок.
Бессчётные, бесценные награды,
Ошмётки глины пройденных дорог.
Усталость, что своих не выбирает.
Два уголька от шквального огня...
Кому-то тишина важнее рая,
Кому-то рай — местечко у окна.
Там продают сырки и газировку,
Ведут в детсад ревущего мальца,
Игноря град, бегут на остановку,
Целуются до самого конца.
…Их позабудут — быстро и неловко,
И кинутся с размаху дальше жить.
Война отступит с громких заголовков,
Подешевеют фляги и ножи.
Всё устоится поздно или рано.
Они вернутся, сплетням вопреки.
Такие молодые ветераны.
Такие мировые мужики.
***
Слово на букву радость, на букву рана.
Мятый советский рублик со дна кармана.
Дряхлый автобус школьный до Городища.
Устерсы, о которых писал Радищев.
Печка-голландка, яблоки, щи да каша.
Медленный поезд, байки, купе, поклажа.
Мга, Вычегда, Еланчик, Двина и Шуя.
Те, кто мешает, и те, кто своих крышует.
Китеж и Питер, трасса Москва — Хабаровск.
Чёрное море, Ялта и алый парус.
Лица и лики, пальцы и отпечатки.
День начинается с Петропавловска-на-Камчатке
И не кончается на берегу Вуоксы.
С неба летят ответы, с земли — вопросы.
Истина где-то между, в пятиэтажке —
Бабка и внучка мирно играют в шашки,
Прячется Жучка в ванной, а мышка в банке.
Мимо
Проходят
Танки.
***
В полях всегда прохладно.
Стынет зябь.
Солдат Петров, смартфон тихонько взяв,
Сидит грачом на толстой ветке вяза.
Приказа ждать — такая тягомоть.
Невеста хочет уши проколоть —
Сейчас в ходу непарные серёжки.
Неспешный месяц сонно кажет рожки.
Поочередно бухает вдали.
Обед пропал, но ужин привезли.
В кармане уцелел батончик «Марса» —
Подарок от подбитого самарца.
Солдат Петров облизывает рот.
Сейчас бы выпить. В чистую постель.
Читать Дюма с читалки, слушать рэпчик,
Ворчать, что кот опять прилёг на плечи…
Но фронт есть фронт. Вишнёвая метель
По саду опустелому гуляет.
Солдат Петров сегодня не стреляет.
Он пишет маме: весел, сыт, здоров,
Хороший броник, тёплые ботинки,
Не курит, не… живёт как на картинке,
Забыл про дураков и докторов,
Диагноз сдох. Всё будет хорошо —
Ты только за меня не бойся, мама!
Неровные узлы на нитке шрама.
Пора. Глоток дождя на посошок —
И собираться. Где-то к десяти
Отряд опять отправят на задачу.
Сержант Петров смартфон в кармане прячет.
Он хочет жить. И Бог его простит —
За страх, за мат, за водку из горла,
За рокот «калаша», за грохот мины.
Под утро небо притворилось мирным,
Потом дотла рассветнуло — и ша.
Горели кучевые камыши.
Поля накрыло залповым посевом…
Так прадед мёрз в окопах подо Ржевом
И пару дней до марта не дожил.
***
Пылают яблони и груши,
Недавний день разрывом стёрт...
Солдаты в бой берут игрушки —
Подарки дочек и сестёр.
Сидит смешно, глядит сурово,
На пули глупые рыча,
На рюкзаке у птицелова
Кудлатый песик made in Cha...
У музыканта белый мишка —
Кривой, нелепый самострок,
И буквы вкось — вернись, братишка,
И пыль полей, и грязь дорог.
Сапёра куклой наградила
Девчонка с бывшего села:
Она на берег выходила,
А дом и сад война смела.
Окопный сон — святое дело.
(Прилёт, минуй, свеча, согрей!)
Хранят мальчишек поседелых
Отряды плюшевых зверей.
Хранят от пули и осколка,
От «лепестка» и дурака,
Живи, Алёша, Ваня, Колька,
Живи сейчас, живи, пока
У соловьёв ночная сходка,
Лежат поля, полны свинцом,
Луны серебряная лодка
Встаёт над медленным Донцом…
***
Волхвов кордон не пропустил во Львов.
Война вокруг, а вы же иностранцы!
Попрятали дары в мешки и ранцы.
Шпионский дрон летит поверх голов.
Никто здесь кров младенцу не отдаст —
Своих бы пришлецов пихнуть под крыши.
Идите в Умань или Перемышль,
Снимайте ролик, делайте подкаст —
Как здесь, во тьме, рулит седой аид,
Везет на «жигулях» жену к роддому,
Летят снаряды в сено и солому
И даже воздух смертно ядовит!
Снимайте, ну, горим!
Цари молчат.
Потом уходят, слёз не проливая.
Был Аушвиц. Терезин. Мировая.
Огонь и газ. И ангел у плеча.
И красный снег, и догоревший хлев,
И мёрзлый, чёрный, но живучий Невский…
В полях войны волхвы бредут к Донецку.
Несут бинты, консервы, гречку, хлеб.
…Кричит дитя, укутано в тряпьё.
Мария лечит грудь листом капустным.
Вздыхает смерть — ей холодно и пусто.
Над белой хатой пуночка поёт.
***
Пели пули. Зло сошлось со злом.
Пролегли по улицам границы.
Ангела с простреленным крылом
Оттащили дети до больницы.
Он всё рвался — бросьте, улечу,
Пачкал куртки кровью серебристой,
Но сомлел, пока несли к врачу,
Постарев за сутки лет на триста.
Нелетальный, в общем-то, исход
Ангела оставил земледелом.
Кривобокий скрюченный урод
Стал ходить за каждым скорбным телом.
Обтирать, баюкать, обмывать,
Подавать таблетки и водицу,
Ловко перекладывать в кровать,
И тихонько рядышком садиться.
Ангелы умеют слушать всех —
Сирых, серых, битых и богатых.
Поднимать как пёрышко на смех,
Гладить и накладывать заплаты.
Бог терпел — и нам немудрено.
Бог простил — и мы с тобой простимся.
Превратим больничный чай в вино,
Напоследок вволю угостимся.
Всё пройдёт, уймётся, отболит,
Закрывай глаза, ребёнок Божий…
Ангелу давали костыли,
Чаевые, клички и по роже.
Он ходил к колонке за водой,
Потрошил заброшенные склады,
Занимался всякой ерундой,
Чистил душевые, мыл палаты.
Начудесить не хватало сил —
Чудесам нужна искра полёта.
Но зато он судна выносил
И включал хорошую погоду,
И сидел ночами на трубе,
И вздыхал, мол, небо не по чину.
Воробьи несли ему обед,
А коты, мурча, крыло лечили…
В день, когда закончится война,
Он взлетит прыжком в тугие тучи,
Словно камень, брошенный со дна.
…Сберегу перо.
На всякий случай.
***
Где-то горят квартиры, ставят на карты точки.
Корчатся, матерятся — горькая кровь во рту.
Я иду в супермаркет — просто купить картошки,
Сахара, карамелек, нужной еды коту.
Время большой уборки, белят по сёлам хаты,
Мирно копают грядки, чистят свёклу и лук.
Красят седые прядки, пишут — идут солдаты…
Мышка бежит. Яичко катится по столу.
Яблонька ждёт в прихожей, корни укрыв рогожей,
Скоро её, девчонку, примет старинный сад.
Будет расти нарядной, будет расти хорошей,
Будет зимой морозной мышек и птиц спасать…
Бабка давно забыла редкое слово штрифель.
Дедка добыл берданку, смотрит из-под руки.
Пишет письмо на небо, хмуро слюнявит грифель.
Боженька, повторили. Боженька, помоги!
Я возвращаюсь в кухню, ставлю кипеть кастрюлю.
Мне ли искать ответы, править, клеймить, судить?
Важно — дождаться вишни, спать на траве в июле.
Выжить. Рубашку вышить. Яблоньку посадить.
***
Баюшки-бай недолюбленной девочке.
Куклы пропали, ку-ку.
Кровь перемешана с пенкой оттеночной,
Трещина по потолку.
Рацию выруби, выруби рацио,
Выйди на свет и пали!
Цели взрываются протуберанцами.
Мёртвым не хватит земли —
Воинам, беженцам, бабкам-безумницам,
Чёрным ничейным котам.
Смерть королевой гуляет по улицам,
Хлещет из горла «Агдам»,
Бьёт по кварталам, карает ракетами,
Рубит по сердцу, навзлёт.
Девочка — смертница, только поэтому
Пуля её не убьёт.
Жмись же щекой к гимнастёрке прокуренной,
Воздух губами лови.
Свадьба негуляна, доля обдурена,
Мальчикам не до любви.
Баюшки-баю, ни хаты, ни деревца,
Пеплу снега суждены…
Девочка, девочка, надо надеяться —
Завтра не будет войны.
***
Мальчик сидит в подвале,
Слушает: взрывы! Взрывы...
Бабушка спит на сумке.
Мама лежит ничком.
Мишке живот порвали.
Кошка и мышка живы.
В баке воды на сутки.
Держимся бодрячком.
Может, придут солдаты
В правильной, нашей форме.
Стукнутся: марш наружу!
Чисто! Быстрей! Быстрей!
Может, влетят гранаты.
Может, не будет больно.
Может, и я не струшу…
Мальчик, ты кто? Еврей?
Ави? Ашот? Мыкола?
Ваня? Закир? Али?
Коего беса в школу
Жизни перевели?
Кто за тебя в ответе,
Кто нажимал курок?
Бродит в руинах ветер,
Прячется между строк…
Настанет день, когда они поедут,
Вагоны до краев заполоня.
И рваное нечёткое «победа»
Прочертит дым на обороте дня.
В плацкартах будет сонно до упаду —
Тяжёлый храп, случайный матерок.
Бессчётные, бесценные награды,
Ошмётки глины пройденных дорог.
Усталость, что своих не выбирает.
Два уголька от шквального огня...
Кому-то тишина важнее рая,
Кому-то рай — местечко у окна.
Там продают сырки и газировку,
Ведут в детсад ревущего мальца,
Игноря град, бегут на остановку,
Целуются до самого конца.
…Их позабудут — быстро и неловко,
И кинутся с размаху дальше жить.
Война отступит с громких заголовков,
Подешевеют фляги и ножи.
Всё устоится поздно или рано.
Они вернутся, сплетням вопреки.
Такие молодые ветераны.
Такие мировые мужики.
***
Слово на букву радость, на букву рана.
Мятый советский рублик со дна кармана.
Дряхлый автобус школьный до Городища.
Устерсы, о которых писал Радищев.
Печка-голландка, яблоки, щи да каша.
Медленный поезд, байки, купе, поклажа.
Мга, Вычегда, Еланчик, Двина и Шуя.
Те, кто мешает, и те, кто своих крышует.
Китеж и Питер, трасса Москва — Хабаровск.
Чёрное море, Ялта и алый парус.
Лица и лики, пальцы и отпечатки.
День начинается с Петропавловска-на-Камчатке
И не кончается на берегу Вуоксы.
С неба летят ответы, с земли — вопросы.
Истина где-то между, в пятиэтажке —
Бабка и внучка мирно играют в шашки,
Прячется Жучка в ванной, а мышка в банке.
Мимо
Проходят
Танки.
***
В полях всегда прохладно.
Стынет зябь.
Солдат Петров, смартфон тихонько взяв,
Сидит грачом на толстой ветке вяза.
Приказа ждать — такая тягомоть.
Невеста хочет уши проколоть —
Сейчас в ходу непарные серёжки.
Неспешный месяц сонно кажет рожки.
Поочередно бухает вдали.
Обед пропал, но ужин привезли.
В кармане уцелел батончик «Марса» —
Подарок от подбитого самарца.
Солдат Петров облизывает рот.
Сейчас бы выпить. В чистую постель.
Читать Дюма с читалки, слушать рэпчик,
Ворчать, что кот опять прилёг на плечи…
Но фронт есть фронт. Вишнёвая метель
По саду опустелому гуляет.
Солдат Петров сегодня не стреляет.
Он пишет маме: весел, сыт, здоров,
Хороший броник, тёплые ботинки,
Не курит, не… живёт как на картинке,
Забыл про дураков и докторов,
Диагноз сдох. Всё будет хорошо —
Ты только за меня не бойся, мама!
Неровные узлы на нитке шрама.
Пора. Глоток дождя на посошок —
И собираться. Где-то к десяти
Отряд опять отправят на задачу.
Сержант Петров смартфон в кармане прячет.
Он хочет жить. И Бог его простит —
За страх, за мат, за водку из горла,
За рокот «калаша», за грохот мины.
Под утро небо притворилось мирным,
Потом дотла рассветнуло — и ша.
Горели кучевые камыши.
Поля накрыло залповым посевом…
Так прадед мёрз в окопах подо Ржевом
И пару дней до марта не дожил.
***
Пылают яблони и груши,
Недавний день разрывом стёрт...
Солдаты в бой берут игрушки —
Подарки дочек и сестёр.
Сидит смешно, глядит сурово,
На пули глупые рыча,
На рюкзаке у птицелова
Кудлатый песик made in Cha...
У музыканта белый мишка —
Кривой, нелепый самострок,
И буквы вкось — вернись, братишка,
И пыль полей, и грязь дорог.
Сапёра куклой наградила
Девчонка с бывшего села:
Она на берег выходила,
А дом и сад война смела.
Окопный сон — святое дело.
(Прилёт, минуй, свеча, согрей!)
Хранят мальчишек поседелых
Отряды плюшевых зверей.
Хранят от пули и осколка,
От «лепестка» и дурака,
Живи, Алёша, Ваня, Колька,
Живи сейчас, живи, пока
У соловьёв ночная сходка,
Лежат поля, полны свинцом,
Луны серебряная лодка
Встаёт над медленным Донцом…
***
Волхвов кордон не пропустил во Львов.
Война вокруг, а вы же иностранцы!
Попрятали дары в мешки и ранцы.
Шпионский дрон летит поверх голов.
Никто здесь кров младенцу не отдаст —
Своих бы пришлецов пихнуть под крыши.
Идите в Умань или Перемышль,
Снимайте ролик, делайте подкаст —
Как здесь, во тьме, рулит седой аид,
Везет на «жигулях» жену к роддому,
Летят снаряды в сено и солому
И даже воздух смертно ядовит!
Снимайте, ну, горим!
Цари молчат.
Потом уходят, слёз не проливая.
Был Аушвиц. Терезин. Мировая.
Огонь и газ. И ангел у плеча.
И красный снег, и догоревший хлев,
И мёрзлый, чёрный, но живучий Невский…
В полях войны волхвы бредут к Донецку.
Несут бинты, консервы, гречку, хлеб.
…Кричит дитя, укутано в тряпьё.
Мария лечит грудь листом капустным.
Вздыхает смерть — ей холодно и пусто.
Над белой хатой пуночка поёт.
***
Пели пули. Зло сошлось со злом.
Пролегли по улицам границы.
Ангела с простреленным крылом
Оттащили дети до больницы.
Он всё рвался — бросьте, улечу,
Пачкал куртки кровью серебристой,
Но сомлел, пока несли к врачу,
Постарев за сутки лет на триста.
Нелетальный, в общем-то, исход
Ангела оставил земледелом.
Кривобокий скрюченный урод
Стал ходить за каждым скорбным телом.
Обтирать, баюкать, обмывать,
Подавать таблетки и водицу,
Ловко перекладывать в кровать,
И тихонько рядышком садиться.
Ангелы умеют слушать всех —
Сирых, серых, битых и богатых.
Поднимать как пёрышко на смех,
Гладить и накладывать заплаты.
Бог терпел — и нам немудрено.
Бог простил — и мы с тобой простимся.
Превратим больничный чай в вино,
Напоследок вволю угостимся.
Всё пройдёт, уймётся, отболит,
Закрывай глаза, ребёнок Божий…
Ангелу давали костыли,
Чаевые, клички и по роже.
Он ходил к колонке за водой,
Потрошил заброшенные склады,
Занимался всякой ерундой,
Чистил душевые, мыл палаты.
Начудесить не хватало сил —
Чудесам нужна искра полёта.
Но зато он судна выносил
И включал хорошую погоду,
И сидел ночами на трубе,
И вздыхал, мол, небо не по чину.
Воробьи несли ему обед,
А коты, мурча, крыло лечили…
В день, когда закончится война,
Он взлетит прыжком в тугие тучи,
Словно камень, брошенный со дна.
…Сберегу перо.
На всякий случай.
***
Где-то горят квартиры, ставят на карты точки.
Корчатся, матерятся — горькая кровь во рту.
Я иду в супермаркет — просто купить картошки,
Сахара, карамелек, нужной еды коту.
Время большой уборки, белят по сёлам хаты,
Мирно копают грядки, чистят свёклу и лук.
Красят седые прядки, пишут — идут солдаты…
Мышка бежит. Яичко катится по столу.
Яблонька ждёт в прихожей, корни укрыв рогожей,
Скоро её, девчонку, примет старинный сад.
Будет расти нарядной, будет расти хорошей,
Будет зимой морозной мышек и птиц спасать…
Бабка давно забыла редкое слово штрифель.
Дедка добыл берданку, смотрит из-под руки.
Пишет письмо на небо, хмуро слюнявит грифель.
Боженька, повторили. Боженька, помоги!
Я возвращаюсь в кухню, ставлю кипеть кастрюлю.
Мне ли искать ответы, править, клеймить, судить?
Важно — дождаться вишни, спать на траве в июле.
Выжить. Рубашку вышить. Яблоньку посадить.
***
Баюшки-бай недолюбленной девочке.
Куклы пропали, ку-ку.
Кровь перемешана с пенкой оттеночной,
Трещина по потолку.
Рацию выруби, выруби рацио,
Выйди на свет и пали!
Цели взрываются протуберанцами.
Мёртвым не хватит земли —
Воинам, беженцам, бабкам-безумницам,
Чёрным ничейным котам.
Смерть королевой гуляет по улицам,
Хлещет из горла «Агдам»,
Бьёт по кварталам, карает ракетами,
Рубит по сердцу, навзлёт.
Девочка — смертница, только поэтому
Пуля её не убьёт.
Жмись же щекой к гимнастёрке прокуренной,
Воздух губами лови.
Свадьба негуляна, доля обдурена,
Мальчикам не до любви.
Баюшки-баю, ни хаты, ни деревца,
Пеплу снега суждены…
Девочка, девочка, надо надеяться —
Завтра не будет войны.
***
Мальчик сидит в подвале,
Слушает: взрывы! Взрывы...
Бабушка спит на сумке.
Мама лежит ничком.
Мишке живот порвали.
Кошка и мышка живы.
В баке воды на сутки.
Держимся бодрячком.
Может, придут солдаты
В правильной, нашей форме.
Стукнутся: марш наружу!
Чисто! Быстрей! Быстрей!
Может, влетят гранаты.
Может, не будет больно.
Может, и я не струшу…
Мальчик, ты кто? Еврей?
Ави? Ашот? Мыкола?
Ваня? Закир? Али?
Коего беса в школу
Жизни перевели?
Кто за тебя в ответе,
Кто нажимал курок?
Бродит в руинах ветер,
Прячется между строк…
Водила
Быть водилой – судьба не для слабых:
Фуры-дуры, поземка, метель,
Путевые случайные бабы,
Нежилой придорожный мотель.
Ни квартиры, ни дачи, ни псины,
Ни друзей, ни детей, ни жены.
Просто небом его просквозило,
Просто он не вернулся с войны...
"Опустился" - вздыхали соседки.
"По бедняге рыдает дурдом".
У ларька бомж стрелял сигаретки
И мусолил надорванным ртом.
Ковылял, как подбитый галчонок,
Трясся, перхал и пачкал штаны,
С полглотка надирался до черта.
Просто он не вернулся с войны...
На суде не вникали в детали –
Шел, увидел, ударил с локтя.
Всех, простите, мигранты достали.
Все страну обустроить хотят.
Ну подумаешь – двое с ножами,
Но зачем же об угол стены?
Нет, бандиты ему не мешали –
Просто он не вернулся с войны.
С приднестровской, афганской, чеченской,
Мировой без порядковых дат.
Дрался насмерть, угрюмо и честно,
Поступал как хороший солдат.
Не носил боевые награды –
На гражданке они не нужны.
Улыбался: простите, ребята -
Я еще не вернулся с войны.
Быть водилой – судьба не для слабых:
Фуры-дуры, поземка, метель,
Путевые случайные бабы,
Нежилой придорожный мотель.
Ни квартиры, ни дачи, ни псины,
Ни друзей, ни детей, ни жены.
Просто небом его просквозило,
Просто он не вернулся с войны...
"Опустился" - вздыхали соседки.
"По бедняге рыдает дурдом".
У ларька бомж стрелял сигаретки
И мусолил надорванным ртом.
Ковылял, как подбитый галчонок,
Трясся, перхал и пачкал штаны,
С полглотка надирался до черта.
Просто он не вернулся с войны...
На суде не вникали в детали –
Шел, увидел, ударил с локтя.
Всех, простите, мигранты достали.
Все страну обустроить хотят.
Ну подумаешь – двое с ножами,
Но зачем же об угол стены?
Нет, бандиты ему не мешали –
Просто он не вернулся с войны.
С приднестровской, афганской, чеченской,
Мировой без порядковых дат.
Дрался насмерть, угрюмо и честно,
Поступал как хороший солдат.
Не носил боевые награды –
На гражданке они не нужны.
Улыбался: простите, ребята -
Я еще не вернулся с войны.
***
Молишься. Перебираешь четки часов, минут.
Вспоминаешь, где видел небо, где шел ко дну,
Где грешил как дышал, было сладко до тошноты,
Где курил в окошко, полное пустоты.
Все скоты земные сбиваются прочь с тропы,
Всех мотает так, что не справится следопыт,
Не прочтет маршрута подъездов, газонов, трасс,
Перепутает можжевельник и лемонграсс…
Молишься. Тонешь в море чужих обид,
Стыд постыден, глоток раскаянья ядовит,
Обжигает толченым мелким стеклом гортань,
Ну чего еще наболтал?
Зло завидовал, руки прятал в чужой карман,
Красил карму в четыре слоя, да задарма.
Изучал на иконе пиктографию кракелюр.
Продавал себя по десятке и по рублю…
Молишься. Просишь чистой святой воды.
Просишь – ни крошки, ни яблочка за труды.
Просишь – пусть будут дети умней меня,
Пусть счастливее будут, себя храня.
Ну а мне, дурному, положен хреновый шиш.
Впрочем, все будет, Боже, как ты решишь.
Молишься. Перебираешь четки часов, минут.
Вспоминаешь, где видел небо, где шел ко дну,
Где грешил как дышал, было сладко до тошноты,
Где курил в окошко, полное пустоты.
Все скоты земные сбиваются прочь с тропы,
Всех мотает так, что не справится следопыт,
Не прочтет маршрута подъездов, газонов, трасс,
Перепутает можжевельник и лемонграсс…
Молишься. Тонешь в море чужих обид,
Стыд постыден, глоток раскаянья ядовит,
Обжигает толченым мелким стеклом гортань,
Ну чего еще наболтал?
Зло завидовал, руки прятал в чужой карман,
Красил карму в четыре слоя, да задарма.
Изучал на иконе пиктографию кракелюр.
Продавал себя по десятке и по рублю…
Молишься. Просишь чистой святой воды.
Просишь – ни крошки, ни яблочка за труды.
Просишь – пусть будут дети умней меня,
Пусть счастливее будут, себя храня.
Ну а мне, дурному, положен хреновый шиш.
Впрочем, все будет, Боже, как ты решишь.