Елена Александровна Фельдман — поэт, прозаик, художественный переводчик с английского языка. Закончила Литературный институт им. Горького (семинар В. П. Голышева), кандидат филологических наук. Автор 15 книг для взрослых и юных читателей и более 170 опубликованных переводов. Лауреат премии им. А. Я. Сергеева журнала «Иностранная литература» (2025), дважды призер международного литературного конкурса-фестиваля «Русский Гофман» (2020-2021) и шорт-листер Волошинского конкурса за рукопись поэтического сборника «Сон Сантьяго» (2014). В настоящее время живет в Смоленске.
Корень жизни
Олень-цветок, стригущий нежным ухом
(Как будто карта мира — шкура в пятнах),
Идет по снам моим со странным звуком,
Звериным топотком, копытным стуком,
И говорит доверчиво и внятно:
— Ты станешь храбрым юным капитаном,
Добудешь корень зрелого жень-шеня.
За азиатским золотым туманом
Не унижай ни пулей, ни капканом
На водопой пришедшего оленя.
Не соблазнись целебными рогами,
Не трогай ланки с малым олененком, —
И красными февральскими ночами,
Когда ваш бог уже не будет с вами,
Так пощадят и твоего ребенка.
Как тонкий рог сайка, в рассвете мглистом
Зеленый луч отчаялся пробиться,
И в тишине задумчиво и чисто
Судьбу мою, как медное монисто,
Вызванивает узкое копытце.
Память
А если спросит кто-нибудь меня,
Как жили мы с тобой в тот год на свете,
Я, в памяти имен не сохраня,
Отвечу, что мы были только дети.
Что мы хотели жить не так, как все,
Но оказалось — все хотят того же;
Что время в среднерусской полосе
В людей глядится ласковей и строже…
Когда в пустые легкие войдет
Январский воздух, голубой и колкий,
Я запущу, как мячик, память влет —
Мы жили счастливо, хоть и недолго.
Метель
Погасите лампу — ну же, сглазим!
Ночь кухаркой пьяной поскользнулась
На ледке, упала, охнув, наземь.
Соня, почему вы не вернулись?
С язычком длинней, чем ваша юбка
По севильской (что — Москва!) погоде,
Целый мир впитавшая, как губка...
Соня, в Белой гвардии Володя.
Если бы тем летом у фонтана
Вы ему — хоть в шутку — улыбнулись!
Ветер. Крики. Снег. Темно и странно.
Соня, почему вы не вернулись?
Прогулка
Я поднимаю воротник отцовской теплой куртки.
Мне холодно, а он привык. Метет вторые сутки.
Паленым пахнет; что-то жгут за сломанной котельной.
Двадцатый век и снег идут все больше параллельно.
В такие ночи все равны. Плывет ковчег Арбата.
Одним предчувствием полны дома в искристой вате
И беспокойные жильцы: до праздников неделя!
Надвинули на лоб венцы обиженные ели.
Фонтан и голубь: Арарат. Я доплыла до дома.
Мне черный клен всех больше рад, как дедушка знакомый.
Простого счастья не щадя, приходит косарь-время
И, младшего из нас найдя, целует молча в темя.
Прощание с героем
Когда ты поднимаешься с листа —
Двухмерный, голый, в пятнах свежей краски, —
Душа твоя бумажная чиста,
А имя не нуждается в огласке.
Ты прячешься стыдливо в переплет,
Пока я вырезаю белый китель.
Под ножницами трескается лед —
Твоя трехсотстраничная обитель.
Ты в профиль тоньше бритвы. Встань анфас.
Ступи на стол, потом на пол немытый.
Я вижу в глубине чернильных глаз
Любимый образ, мною позабытый.
Теперь иди и не смотри назад.
Тебя ждет мир, осенний и прекрасный,
И золотой ручей, и дымный сад,
И Млечный путь, по-августовски ясный.
Неси, как знак, высокое чело,
Прямую спину, плечи в эполетах.
Четыре года было мне светло,
Но нужно отпустить и это лето.
Вернись за мной в холодный, темный год,
Когда не станет совести и чести,
И поклянись, что смерть сейчас пройдет,
А дальше — новый том,
но вместе.
Вместе.
Олень-цветок, стригущий нежным ухом
(Как будто карта мира — шкура в пятнах),
Идет по снам моим со странным звуком,
Звериным топотком, копытным стуком,
И говорит доверчиво и внятно:
— Ты станешь храбрым юным капитаном,
Добудешь корень зрелого жень-шеня.
За азиатским золотым туманом
Не унижай ни пулей, ни капканом
На водопой пришедшего оленя.
Не соблазнись целебными рогами,
Не трогай ланки с малым олененком, —
И красными февральскими ночами,
Когда ваш бог уже не будет с вами,
Так пощадят и твоего ребенка.
Как тонкий рог сайка, в рассвете мглистом
Зеленый луч отчаялся пробиться,
И в тишине задумчиво и чисто
Судьбу мою, как медное монисто,
Вызванивает узкое копытце.
Память
А если спросит кто-нибудь меня,
Как жили мы с тобой в тот год на свете,
Я, в памяти имен не сохраня,
Отвечу, что мы были только дети.
Что мы хотели жить не так, как все,
Но оказалось — все хотят того же;
Что время в среднерусской полосе
В людей глядится ласковей и строже…
Когда в пустые легкие войдет
Январский воздух, голубой и колкий,
Я запущу, как мячик, память влет —
Мы жили счастливо, хоть и недолго.
Метель
Погасите лампу — ну же, сглазим!
Ночь кухаркой пьяной поскользнулась
На ледке, упала, охнув, наземь.
Соня, почему вы не вернулись?
С язычком длинней, чем ваша юбка
По севильской (что — Москва!) погоде,
Целый мир впитавшая, как губка...
Соня, в Белой гвардии Володя.
Если бы тем летом у фонтана
Вы ему — хоть в шутку — улыбнулись!
Ветер. Крики. Снег. Темно и странно.
Соня, почему вы не вернулись?
Прогулка
Я поднимаю воротник отцовской теплой куртки.
Мне холодно, а он привык. Метет вторые сутки.
Паленым пахнет; что-то жгут за сломанной котельной.
Двадцатый век и снег идут все больше параллельно.
В такие ночи все равны. Плывет ковчег Арбата.
Одним предчувствием полны дома в искристой вате
И беспокойные жильцы: до праздников неделя!
Надвинули на лоб венцы обиженные ели.
Фонтан и голубь: Арарат. Я доплыла до дома.
Мне черный клен всех больше рад, как дедушка знакомый.
Простого счастья не щадя, приходит косарь-время
И, младшего из нас найдя, целует молча в темя.
Прощание с героем
Когда ты поднимаешься с листа —
Двухмерный, голый, в пятнах свежей краски, —
Душа твоя бумажная чиста,
А имя не нуждается в огласке.
Ты прячешься стыдливо в переплет,
Пока я вырезаю белый китель.
Под ножницами трескается лед —
Твоя трехсотстраничная обитель.
Ты в профиль тоньше бритвы. Встань анфас.
Ступи на стол, потом на пол немытый.
Я вижу в глубине чернильных глаз
Любимый образ, мною позабытый.
Теперь иди и не смотри назад.
Тебя ждет мир, осенний и прекрасный,
И золотой ручей, и дымный сад,
И Млечный путь, по-августовски ясный.
Неси, как знак, высокое чело,
Прямую спину, плечи в эполетах.
Четыре года было мне светло,
Но нужно отпустить и это лето.
Вернись за мной в холодный, темный год,
Когда не станет совести и чести,
И поклянись, что смерть сейчас пройдет,
А дальше — новый том,
но вместе.
Вместе.