Лола Звонарёва. Стоящий на плечах гигантов: Игорь Елисеев в диалоге с мировой культурой

^{Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов.}

^Ньютон

Великий русский философ Серебряного века И.А. Ильин был убежден: «Культура начинается там, где духовное содержание ищет себе верную и совершенную форму». Известный донской поэт Игорь Елисеев - издатель международного альманаха «Рукопись», автор многих поэтических книг, стихотворных переводов со многих языков, нескольких уникальных словарей, выполнивший в одиночку работу целых научных институтов, неслучайно избран академиком Петровской академии наук и искусств. Елисеев неизменно требователен к форме своих произведений. Читая его поэтические книги, отмечаешь высокую культуру эпиграфов, сложнейшую форму «венка сонетов», изощренную звукопись: «И вновь шушукаются шины с шоссе», «И слышно, как сухие зерна // шуршат в ладонях ветерка», оригинальность найденных поэтом образов «старость – сваха смерти», «пустыня ночи».

Легко и естественно чувствует себя в мире культуры Игорь Елисеев. Наверное, именно поэтому героями его стихотворений нередко становятся картины, иконы и фрески знаменитых художников – Рублева и Модильяни, Микеланджело и Левитана, Леонардо да Винчи и Дали, Тулуз-Лотрека и Гойи. Поэт словно возвращает в нашу поэтическую реальность старинный жанр экфразиса – поэтического переложения сюжета картины. Нередко ему помогает «гений места» - память о тех мастерах, чьи шаги и сегодня слышны в Мичуринске и Плесе. Так, в стихотворении «Плес» реальный пейзаж будто двоится: нам открывается сразу и то, что увидел лирический герой Игоря Елисеева, и то, что на языке живописи описал Исаак Левитан в знаковом полотне «Над вечным покоем».

Писатели, давно ушедшие в небытие, порой ближе автору этой книги, чем люди, суетливо обитающие по соседству. Ощущая с русской и европейской классикой глубинное родство, Елисеев окликает в стихах летописца Нестора и разбитных русских скоморохов, нещадно преследуемых официальными властями в ХVII веке, гениального юношу Лермонтова и неутомимого исследователя отечественных трущоб Гиляровского, а также столь не похожих друг на друга Александра и Николая Островских.

Не меньшую близость чувствует донской поэт и с задиристыми испанцами Кальдероном и Лопе де Вегой, с озорными французами Беранже и Рембо, с японским лириком Басё, с героями англичанина Шекспира и датчанина Андерсена, английского бунтаря Байрона и флорентийского изгнанника Данте, романтическим Шелли. Даже придуманные поэтом неологизмы неизменно возвращают нас в царство Литературы – «опушкинились», «обаристофанились». К своим литературным оппонентам поэт непримирим – «мета-мета-метафорическая дребедень».

Но не менее важно для Игоря Елисеева и желание сберечь в душе чистое, детское начало. Именно оно позволяет автору этой книги избегать вторичности и дает возможность воспарять над унылым бытом с его съедающей время и силы скучной повседневностью: «О, если б мы всегда могли // глядеть по-детски удивленно // на доброе лицо земли // душой своей вечнозеленой!»

Размышляя над пейзажными стихами Игоря Елисеева, возвращаешься к мысли И.А. Ильина об особенностях национального менталитета: «Русский народ – народ сердца, даже если это сердце озлоблено и издергано великими-превеликими страданиями; народ с воображением, склонностью к созерцанию». В стихах донского поэта нередко появляется образ опавшего или беспомощно трепещущего на ветке листа, талантом Василия Розанова навсегда наполненный философским подтекстом. Елисеева, как и Розанова, волнует извечный вопрос: «Что истина?» - его медитативная лирика по-своему отвечает на этот жизненно важный для каждого из нас вопрос.

О народной жизни второй половины ХХ столетия, увиденной неравнодушными глазами лирического героя – попавшего из большого города в глубинку — поселок Ярок (где Елисеев работал учителем), поселок Отдалённый (где поэт трудился топографом), рассказывают поэмы («Распределение» и др.) донского писателя. Богатая событиями биография Елисеева дает возможность постоянно обращаться к пережитому и увиденному поэтом за последние полвека, столь резко изменивших нашу страну и весь окружающий мир. Сегодня эти поэмы воспринимаются как исторические.

Стихи Игоря Елисеева убеждают: «аксиому жизни» он понимает так же, как И.А. Ильин, утверждавший: «Жизнь вообще имеет смысл и может совершенствоваться только тогда, когда бережется и растится качество; нет его – и гибель становится неминуемой. А качество творится и обеспечивается прежде всего и больше всего культурой личного духа».

Читая стихи Игоря Елисеева, осознаешь справедливость предположения И.А. Ильина, считавшего главным своеобразием русской души «созерцание сердцем», становящееся «первичной, основополагающей, ведущей душевно-духовной силой, которая заложена в ней и которую она проводит в жизнь… Созерцать научила нас Россия. В созерцании наша жизнь, наше искусство, наша вера».

Дикое поле, Украина, Киев, Донецкий край, Эльбрус, Кавказ, Мичуринск, Плес, Ростов, Дон, Тамбовщина, Алтай, Малеевка, Москва, речки Воронеж и Сетунь, Балтика, Таймыр, Европа, Азия… В стихах донского поэта живут и дышат необъятные просторы огромной страны, сформировавшие мироощущение россиян и характеры людей, непонятных, а порой и необъяснимых для жителей маленькой аккуратной «страны-пуговицы» — как называли Мережковский и Гиппиус некоторые европейские страны, появившиеся на карте после 1917 года – развала Российской империи, этакие «географические новости».

Игорь Елисеев – бывалый путешественник. Полную опасностей и напряжения поездку в горы он явно предпочитает ленивому созерцанию в мягком кресле. Поэт побывал даже в Непале, взбирался на умопомрачительные высоты у Эвереста и Аннапурны. Экстремальные восхождения для него — это возможность испытать себя в условиях высокогорной реальности: «Тварь ли ты дрожащая или право имеешь»? Недаром в этой книге трижды встречается имя Ф. Ницше.

Географические реалии в стихах Игоря Елисеева – не экзотика с открыток, а часть пережитого и освоенного им мира. Толедо, Сицилия, королевство Датское, Нотр-Дам, Монмартр, альпийские луга, Сейшелы, Пиренеи, Атлантика, Гималаи, Великая Китайская стена – современный мир в стихах донского поэта словно не имеет границ, ибо дух веет, где хочет.

И.А. Ильин уверен: «…поэзия пленяет душу гармонией и ритмом, учит «духовному восторгу»… Русские поэты были не только созерцателями природы и быта: они видели историю России, ее пути и судьбы, ее опасности, соблазны и крушения, ее призвание, предназначение и смысл ее бытия. Русская поэзия… есть голос самой России».

И всё же самое главное – это то, что перед нами настоящие русские стихи: богатые точными и свежими рифмами, написанные сердцем, со своей, неповторимой, елисеевской интонацией. Автор любит и умеет работать с глаголом действия, и это наполняет его стихи дополнительной энергией. Окружающий лирического героя мир в стихах и поэмах Игоря Елисеева открывается в движении и цвете, он богат запахами и ритмически точно организован. Редкая для современной литературы естественность поэтических жестов убеждает в задушевности и выстраданности многих стихотворных миниатюр и монументальных поэм донского поэта. А ведь именно этих двух качеств, согласитесь, недостает многим модным сегодня рифмованным текстам.

…Полиглот, знающий несколько языков, для души составляющий сложнейшие словари, Игорь Елисеев талантом и масштабом своей личности словно призван примирить давних оппонентов: Ивана Шмелева и Георгия Адамовича. Будучи по-настоящему русским поэтом, Елисеев остается русским европейцем. Именно поэтому определение поэзии самого авторитетного критика Русского Зарубежья Георгия Адамовича вполне может быть отнесено к лучшим стихам Игоря Елисеева: «Какими должны быть стихи? Чтобы, как аэроплан, тянулись, тянулись по земле и вдруг взлетали… если и не высоко, то со всей тяжестью груза. Чтобы всё было понятно, и только в щели смысла врывался пронизывающий трансцендентальный ветерок. Чтобы каждое слово значило то, что значит, а все вместе слегка двоилось. Чтобы входило, как игла, и не видно было раны… Грусть мира поручена стихам…»