Ника Батхен — поэт, деятель культуры. Родилась в Ленинграде, живёт в Москве. Выпустила пять книг стихов и пять прозы; одна из них, «Москварианты», со Стефанией Даниловой. Резидент продюсерского центра «Всемпоэзии», член СЛР, ЮРСП, ИСП. Дважды серебряный призёр Кубка Мира по русской поэзии, лауреат и дипломант Волошинского конкурса, лауреат «Интерпресскона», лауреат «Большого Зиланта». Член жюри фестиваля «Покровский собор» и др. Организатор серии волшебных фестивалей «Чародейник», «Книжные дети» и др. Эти стихи написаны во время творческой поездки в Махачкалу в 2025 году.
Харам
Женщины одеваются в черное, набрасывают платки. Не различить ни линии, ни локона, ни руки. Срытое, стертое, трансформированное в харам - То, что видишь в зеркале по утрам. Смеяться - харам. Думать самой - харам. Забраться на Тарки-тау и подпевать ветрам - харам. Не опускаешь ресницы долу - придет полиция. Женщины Закрывают Лица.
Женщины закрываются в доме своей души. Учат правила - не сложнее, чем жи и ши. Не шурши, глупая Хава, считай гроши, Не читай стихи на гяурском и не пиши. Вот тебе миска риса, готовь пилав, Рожай мальчиков, старься, жаркое отпылав... До хадиса Пророка таких бросали в пустыне, шакалий корм.
Женщина - это пепел и соль и сор, Ссора, срамная свечка, долина ада... Хатиджа. Умм Кульсум. Рабия. Саломея. Шахерезада. Женщина - сотня комнат с одним замком, В ночь равноденствия танцует по городу босиком. Мирра и роза, вот её ароматы, луна - закон, Ловкие пальцы набивают двоичный код.
Кот провожает взглядом червленый бархат, вишневый шелк, Черное - пахнущий страхом дурной мешок, В который пихают женщину, чтобы кинуть в пролив Босфор. Последний сорт. Спорт для мужчин, не ценящих вкус огня, Не умеющих оборачиваться, вырываться и догонять, Точно знающих, где купить и как содержать жену... Ни один из них не Меджнун, Лишь фигура времен застоя.
Женщины надевают зеленое. Синее. Золотое. Райскими птицами разлетаются прочь от зла, Крылами касаясь Каспия. Отбрасывая крыла.
***
Восточные красавицы стареют Торжественно и быстро. Руки-крылья, Что год назад порхали над лозою, Стекают вниз, к подолам платьев длинных. Их оживляет только запах теста И бренность неразделанного мяса И жаркие животики младенцев, Рыдающих над утренней купелью.
Ладони рук пропитаны любовью, Поэтому вокруг летают пчелы, И сыновья приходят причаститься Серебряных, тускнеющих перстней... Восточные мужчины ищут жарких, Строптивых, быстроглазых, непокорных, Сбегающих с кувшинами по склону, Ни капли в пыль земли не пророняя.
Был прав пророк, веля жениться дважды, И старшая оденет молодую - Не нож в живот - узорную рубашку, Что матери когда-то мать пошила. - Оставь, дитя, сестренкам побрякушки, Раздай подругам пестрые наряды. Замужняя - положено рядиться В тяжелый бархат, шелк и серебро!
О, сколько будет красного на свадьбе! Вино в кувшинах, тяжкие рубины На скрученных работой старых пальцах. Гранаты, виноград, ковры и розы, И красный звон зурны, такой призывный. И рокот бубна и луна в бокале Вдруг подмигнет: - А как тебя, шальную, Вводили в дом, и как ты танцевала!
Созвездьем глаз в тебя вцепились гости, А ты, кружась, разбрасывала косы… А поутру во двор тихонько вышла – Вот дом, и сад, и дерево – мои. Ты с первой ночи намолила сына. И всякий раз потом легко рожала, Месила тесто, глупых коз доила, И стариков в дорогу обряжала,
Так руки переполнились любовью, А косы серебром. И груз всё больше. Замужняя – положено рядиться, Терпеть и петь. И отпускать по водам. - Зато любовь хранит моих домашних, Такой любви не знают северяне, Они стареют долго… Та проснется, Войдет во двор – и все поймет сама.
Ковер-самолет
Пахнет цветами, жара отступает выше – в белые горы, которых не увидать. Увернувшись от теток, Айше снова сидит на крыше. Видит, как над Багдадом встает звезда. Все спокойно, добрые жители – не стреляют, не забирают в армию сыновей. Город отстроится – даром собаки лают. Пестрые птицы дремлют в тиши ветвей. Воры крадутся к базе и будят лихо. Мистер полковник по пьяни забыл ключи. Говорят, на базаре сапожник видал халифа – тощий как аист, смотрит насквозь, молчит. У Айше день рождения. - Мамочка, мне двенадцать! Мне подарили серьги, хиджаб, Фатьму - Куклу, что может плакать и улыбаться! Ветер крепчает, Айше с мольбою глядит во тьму. Лето ли осень, праздники – все едино. Сядет на крыше, с вечера до зари, Смотрит в немое небо и дожидается Аладдина. - Милый, хороший, забери меня, забери!
Я стану печь лепешки и чистить лампу, подружусь с обезьянкой, джинну подам шербет. Я не хочу замуж. Молю Аллаха. И отцовский ремень ясным свистом дает ответ. Двух сестер уже выдали. Одна приходила в гости. В золоте шея, на пальцах полно колец. Сын уродился славным. В семье все просто, муж уважает, с женами веселей. Другую вернули через неделю. С тех пор – ни слова. Бродит по комнатам, плачет, почти не ест. Отец говорит – в семье не бывает злого. Выдам красавицей, невестой среди невест! Я хочу стать танцовщицей, в крайнем случае стюардессой. Чтобы летать и не смотреться вниз. Чтобы отстричь косы, легко одеться, чтобы листать журналы, стыдясь страниц – Девушки там носят футболки, кеды, красятся, выпивают – какой позор. Я так мечтаю – просто в порядке бреда – выйти одной из дома, совсем босой, Бегать по пляжу и собирать ракушки, чувствовать, как тело берет вода. Так не ведут себя ни девочки, ни старушки. Так не бывает – в принципе, никогда…
Завтра кончится детство. Пойдет рутина. Выживет в родах – станет такой как все. Ну и фантазия – девочка, ждущая Аладдина! …Слету Аллах на небо набросил сеть. В темных дворах поодиночке падают абрикосы. После рассвета снова придет жара. Дремлет Айше. Ветер видит лицо и косы… Ляжет на крышу легкая тень ковра.