Дарья Лебедева — книжный обозреватель, поэт, прозаик, музыкант. Родилась в Москве в 1980. Окончила исторический факультет Московского городского педагогического университета (2004) и Литературный институт им. А. М. Горького (2015). Проза, поэзия и критика публиковались в журналах «Дети Ра», «Урал», «Новая Юность», «Знамя», «Кольцо А», «Книжное обозрение», «Rara Avis», «Формаслов», «Текстура», «Дегуста», «Полутона», «ВСЕМПОЭЗИИ» и др. Тексты входили в шорт-лист Волошинского литературного конкурса (2011, 2014, 2023), лонг-листы премий «Дебют» (2013), им. В. Крапивина (2019), «Книгуру» (2021). Телеграм-канал о книгах «Маленький книжный червячок» входил в финал премии «_Литблог» в 2022 и 2023 гг. Вышли две книги стихов: «НетЛенки и ЕрунДашки» (2013, в соавторстве с Еленой Борок), «Девять недель до мая» (2017). Член Союза писателей Москвы, Московского союза литераторов. Резидент продюсерского центра «ВСЕМПОЭЗИИ». Автор песен, вокалистка и гитаристка в дуэте «Железные птицы».
***
Этот город совсем не тот, что прежде, жаловалась она.
Какими мы были беспечными — московская бледная детвора!
Нас привозили туда после школы, когда превращалась в лето весна,
А увозили в августе, когда подходила медленно осень и чуть спадала жара.
Все так изменилось, и целая жизнь пронеслась, словно сон,
Она говорит — я смотрела видео в интернете и улиц не узнавала.
Где та кафешка, в которой ели мороженое, какой дорогой шли с сумками от вокзала?
Я могу приехать туда, но что буду делать там, когда пойму, что это не он?
Не тот это город, в котором так не по-московски было ярко и жарко.
Другие дети ездят туда, а мы потеряли его, как только стали большими.
Он спрятался, сгинул, на карте остался поддельный, фальшивый,
Мы выросли из его золотого песка, счастливого неба и пряного парка.
Из стен, виноградом увитых, лотков с ежевикой, смешной дискотеки,
Из маминой юбки, помады и синих теней, из пластмассовых бус,
Из сахарной ваты, карамели на палочке, масляных чебуреков.
Всё так изменилось, господи, ладно возраст, но даже цвет, запах и вкус.
Сытая жизнь, дети, работа, розы в дачном саду и вроде все хорошо,
Но в памяти южные розы, капля росы на листке — сверкающий кабошон.
Обычный курортный город, туда каждый день летят самолеты, ходят новенькие поезда,
И можно просто приехать, но разве вернешься в тот город, утраченный навсегда.
***
Конфеты из самой красивой на свете коробки —
прямоугольной, с картиною, жестяной —
давно уже съедены, их место заняли стопки
открыток и писем, вот зуб, а вот проездной,
вот вкладышей пачка, дневник в толстой тетради,
метрошный жетон и с югов привезенный браслет…
Мне восемь, я измазана в шоколаде
и ни за что не расстанусь с коробкой из-под конфет.
***
Время вычеркивает из меня
предложения и абзацы.
Тело — сплошные пусто́ты — звеня,
с реальностью соприкасается.
Вместо точного знания — смутная тень
далекого воспоминания.
Тьма выедает вчерашний день
плеши́нами черного пламени.
Если смотреть изнутри на свет,
фонари подпирают своды,
в голове обрывки старых кассет —
саундтрек забытой свободы.
Была Гулливером в стране лилипутов,
а стала — в стране великанов:
мельчают тревоги, мечты и маршруты,
успехи, надежды и планы.
Если сверху глядеть, город словно посыпан
сверкающей рыжей солью:
когда сумасшедше и ненасытно
себя наполняла болью,
когда уходила без телефона —
он дома сидел на привязи,
когда еще не было этого звона
пустот и не было примесей.
Но к этой цельности, ярости этой
тьма подбиралась медленно:
была я каплей желтого света,
а стала бусиной медной.
Я скоро смогу все это принять:
когда света почти не станет,
мне память оставит четыре-пять
счастливых воспоминаний.
***
Ты думаешь: весь мир опутан нитями прошлого.
Вот, например, шерстяная,
высвободившаяся из строгих петель
старой любимой шапки:
все время попадается на глаза,
липнет к рукаву в метро,
ярко алеет на снегу.
Шапка давно потерялась,
но красная нить проходит через воспоминания,
вьется, не давая забыть,
как по-доброму смеялись над тобой друзья,
а ты говорил, мол, это та самая дурацкая шапочка,
о которой поет Земфира.
Как надевал ее, убегая в весеннюю ночь,
и смотрел в холодное небо, полное звезд.
Как осенью собирал букеты из листьев в парке,
как целовал свою первую, и она тоже смеялась.
И вот эти нитки из прошлого преследуют,
согревая, иногда раздражая,
как волосок с головы, щекочущий кожу.
А мне кажется иначе.
Это вовсе не нитки – провода.
Они ведут к минам и бомбам:
стоит случайно задеть тонкую проволочку,
наступить не туда, коснуться рукой – и бах! –
все взорвется к чертям.
Вот почему ты с прошлым
так беспечен,
а я
так осторожна.
Этот город совсем не тот, что прежде, жаловалась она.
Какими мы были беспечными — московская бледная детвора!
Нас привозили туда после школы, когда превращалась в лето весна,
А увозили в августе, когда подходила медленно осень и чуть спадала жара.
Все так изменилось, и целая жизнь пронеслась, словно сон,
Она говорит — я смотрела видео в интернете и улиц не узнавала.
Где та кафешка, в которой ели мороженое, какой дорогой шли с сумками от вокзала?
Я могу приехать туда, но что буду делать там, когда пойму, что это не он?
Не тот это город, в котором так не по-московски было ярко и жарко.
Другие дети ездят туда, а мы потеряли его, как только стали большими.
Он спрятался, сгинул, на карте остался поддельный, фальшивый,
Мы выросли из его золотого песка, счастливого неба и пряного парка.
Из стен, виноградом увитых, лотков с ежевикой, смешной дискотеки,
Из маминой юбки, помады и синих теней, из пластмассовых бус,
Из сахарной ваты, карамели на палочке, масляных чебуреков.
Всё так изменилось, господи, ладно возраст, но даже цвет, запах и вкус.
Сытая жизнь, дети, работа, розы в дачном саду и вроде все хорошо,
Но в памяти южные розы, капля росы на листке — сверкающий кабошон.
Обычный курортный город, туда каждый день летят самолеты, ходят новенькие поезда,
И можно просто приехать, но разве вернешься в тот город, утраченный навсегда.
***
Конфеты из самой красивой на свете коробки —
прямоугольной, с картиною, жестяной —
давно уже съедены, их место заняли стопки
открыток и писем, вот зуб, а вот проездной,
вот вкладышей пачка, дневник в толстой тетради,
метрошный жетон и с югов привезенный браслет…
Мне восемь, я измазана в шоколаде
и ни за что не расстанусь с коробкой из-под конфет.
***
Время вычеркивает из меня
предложения и абзацы.
Тело — сплошные пусто́ты — звеня,
с реальностью соприкасается.
Вместо точного знания — смутная тень
далекого воспоминания.
Тьма выедает вчерашний день
плеши́нами черного пламени.
Если смотреть изнутри на свет,
фонари подпирают своды,
в голове обрывки старых кассет —
саундтрек забытой свободы.
Была Гулливером в стране лилипутов,
а стала — в стране великанов:
мельчают тревоги, мечты и маршруты,
успехи, надежды и планы.
Если сверху глядеть, город словно посыпан
сверкающей рыжей солью:
когда сумасшедше и ненасытно
себя наполняла болью,
когда уходила без телефона —
он дома сидел на привязи,
когда еще не было этого звона
пустот и не было примесей.
Но к этой цельности, ярости этой
тьма подбиралась медленно:
была я каплей желтого света,
а стала бусиной медной.
Я скоро смогу все это принять:
когда света почти не станет,
мне память оставит четыре-пять
счастливых воспоминаний.
***
Ты думаешь: весь мир опутан нитями прошлого.
Вот, например, шерстяная,
высвободившаяся из строгих петель
старой любимой шапки:
все время попадается на глаза,
липнет к рукаву в метро,
ярко алеет на снегу.
Шапка давно потерялась,
но красная нить проходит через воспоминания,
вьется, не давая забыть,
как по-доброму смеялись над тобой друзья,
а ты говорил, мол, это та самая дурацкая шапочка,
о которой поет Земфира.
Как надевал ее, убегая в весеннюю ночь,
и смотрел в холодное небо, полное звезд.
Как осенью собирал букеты из листьев в парке,
как целовал свою первую, и она тоже смеялась.
И вот эти нитки из прошлого преследуют,
согревая, иногда раздражая,
как волосок с головы, щекочущий кожу.
А мне кажется иначе.
Это вовсе не нитки – провода.
Они ведут к минам и бомбам:
стоит случайно задеть тонкую проволочку,
наступить не туда, коснуться рукой – и бах! –
все взорвется к чертям.
Вот почему ты с прошлым
так беспечен,
а я
так осторожна.